— Вы считаете, что мы можем на одну квартирную кражу посадить армию сыщиков? Нет у меня такого счастья. Сам посмотрю, конечно. Но это просто одно из моих многочисленных дел.
— А в принципе у вас бывают успехи на этом поприще?
— Бывают. Но не в случаях, когда никто ничего не видел и не знает, мать бредит, а отец не просыхает.
— Я понимаю, о чем вы, — мягко сказала Инна Сергеевна. — Вы не будете против, если я привлеку к поиску частного детектива? Мне рекомендовали хорошего специалиста.
— Я буду за. Мне рисовать раскрываемость тоже не хочется. И пострадавшего на самом деле очень жалко. На редкость умный паренек. Не заслужил.
— Значит, договорились.
Стройный красивый светловолосый мужчина сидел напротив Инны Сергеевны в ее гостиной, пил кофе, внимательно слушал и смотрел на нее веселыми синими глазами.
— Инна Сергеевна, — произнес Сергей Кольцов, когда она все рассказала. — Я бросил все и примчался к вам в силу неразделенной любви к науке. Мне много хорошего вчера о вас сказали. Сижу, слушаю, — и верю с трудом. Вы хотите, чтобы я занялся банальной квартирной кражей? Не хочется показаться нескромным, но приходит на ум ядерный реактор для поджаривания яичницы.
— Сергей, вы никогда не занимались квартирными кражами? — улыбнулась Инна Сергеевна.
— Конечно, занимался. Если в такой квартире не меньше десяти трупов. Шутка. На самом деле я понял ваши чувства. Действительно, парня очень жаль, да и интересно мне взглянуть на его изобретения. Время терять нельзя, пока деньги окончательно не уплыли. Так что свяжите меня со следователем, пусть позвонит в больницу, чтобы меня пускали к Константину. Думаю, скоро приеду к вам с отчетом.
Частному детективу Сергею Кольцову понадобилось три дня для раскрытия преступления. Украденные вещи он с помощью Костика на самом деле нашел по интернету. Продавцов задержали подставные «покупатели». Дальше ниточка привела в приют Веры. Оттуда и вывели на Степана, мужа Любы и отца Костика. Он был так обижен на «богатого» сына, что дал свои ключи полузнакомым дружкам по пьянке, которые убедили его, что просто немного накажут неблагодарного отпрыска, а деньги потом отдадут Степану, себе возьмут только процент за работу. Но, конечно, его кинули. И Степан охотно рассказывал о них все, что знал. Вера тоже с удовольствием сотрудничала со следствием, чтобы спасти свое предприятие. Всех нашли, задержали. Спасли самые ценные для Костика вещи, почти все деньги.
Люба приняла правду спокойно и достойно. Перед тем как Костика должны были привезти из больницы, к ней домой пришла Инна Сергеевна.
— Послушай меня, Люба. Тебе, наверное, как и мне, сказали, что у Костика очень повреждена правая рука, ограничена дееспособность. Остались проблемы со слухом: порваны барабанные перепонки. Последствия травмы глаза требуют очень тонкого вмешательства. У нас вряд ли найдутся специалисты, чтобы это исправить. А действовать нужно немедленно, пока есть шанс. Я поговорила с коллегами из Германии, Италии, Испании, послала снимки и выписки. Есть врачи, которые за это берутся.
— Господи! — всплеснула руками Люба. — Вот деньги, мне сейчас в полиции выдали. Кому дать?
— Никому. Успокойся. Деньги Костика нужно положить на его новые карты. Это ведь кредит, его возвращать нужно с процентами. Люба, разреши мне оплатить лечение Константина. Этот мальчик родился и вырос на моих глазах. А у меня, так получилось, есть лишние деньги. Не успею я их на себя потратить.
Люба застыла, прижав руки к груди, как будто удерживала свое настрадавшееся сердце, чтобы не выскочило.
— Ничего не скажу тебе, Инночка Сергеевна. Никаких спасибо тут не хватит. Да и не знаю я нормальных слов. Я отслужу. Вот моя душа, она теперь твоя.
Костик поехал лечиться. Люба по-прежнему гуляла с Пухом, но мало говорила с людьми. Она ждала суда. Выступила как потерпевшая по делу обвинения своего мужа в организации нападения на сына. Сказала такие слова:
— Каждый человек заслуживает понимания и прощения. Пусть суд учтет все, что уменьшит Степану срок. Скажу честно: он был хорошим мужем, нормальным отцом. Пил, но с кем не бывает? Пусть простят его все люди. Он знает нищету, вот и позарился на деньги сына. Пусть пожалеет его судья. Только не я. Услышала я тут, что он сказал бандитам: «Бейте, только не сильно». Вот за это, а не за деньги и вещи прокляла я тебя, Степан. Тут много юристов, хочу, чтобы мне помогли срочно развестись и выписать его из нашей квартиры. Нет тебе пути к нам, Степа. Живи, не тужи, но мое слово твердое. Мы прощаемся навсегда.
Прошло три месяца. Разогрелась поздняя весна. Собаки очумело нюхали пьяный воздух. Хозяйки ловили нежное солнышко. Люба с Пухом шли неторопливо, но было такое впечатление, что они оба сдерживают себя из последних сил. Люба — такая открытая душа, что ее можно прочитать издалека и по жесту, взгляду. Она очень похудела. А Пух смотрел как мудрый, опытный пес.
— Хотела дотерпеть до вечера, — сказала Люба, кивнув подругам. — Чтобы сюрприз вам был. Но, чувствую, что нет моих сил. Скажу сейчас. Костик прилетел! Сами увидите, какой он стал. И это не все. Он привез невесту! Познакомились в оздоровительном центре в Испании.
— Да ты что! — пришла в восторг Нина. — Кто она? Красивая?
— Девочки, дело в том, что она японка. Я даже ее имя правильно не смогу сказать. По-нашему Соня. Она говорит по-русски, только очень смешно. Ты спрашиваешь, красивая ли? Соня — просто куколка, а не девушка. Я смотрю и не могу поверить, что она настоящая. А уж как Костика любит! Подарки они всем привезли. Вечером собираются к Инне Сергеевне в гости. И тебя, Нина, просили прийти. Что вам привезли, не скажу. А мне — всего натащили. И то, что пыль вместо меня вытирает, и то, что пельмени лепит, и что посуду моет. Мне надо только на кнопки нажимать. И еще пальто длинное, цвета меда. Очень дорогое. А к нему шляпу. Я говорю: «Сонечка, я их никогда не носила, у меня голова не для них устроена». А она отвечает: «Ты неправильно думаешь, Люба. Ты — красивая женщина». А ведь Сонечка дизайнер, говорит, что понимает в красоте.
Люба покраснела, всхлипнула, закрыла лицо руками.
— Соня совершенно права, — авторитетно заявила Инна Сергеевна. — Женщина ничего не знает о себе, пока не наденет шляпу. Хоть раз в жизни. Будь добра, приходи ко мне вечером в своих обновках.
Люба пришла к Инне Сергеевне задолго до вечера. Притащила продукты, деловито начала готовить ужин для всех. Параллельно убирала квартиру. Инна Сергеевна сидела у окна в кресле, укрытая пледом. Ждала гостей, уговаривала свою боль подождать.
— Подними ноги, Инна Сергеевна, — сказала Люба, которая по привычке мыла пол без швабры, просто на карачках.
Она подняла голову, посмотрела Инне Сергеевне в лицо и обняла ее колени, окутанные пледом.
— Подними мои родные ножки, Инночка Сергеевна. Я хочу согреть их своим сердцем. Там теперь только Костик, ты, Пух и Соня. Моя семья. Счастливая я баба.
Яков и Мирослава
Он потерял дар речи, когда увидел ее впервые. Все, что он по крупицам, по картинкам, мелким догадкам и тайным ощущениям знал о тайне женской прелести, все было собрано в ней одной. В новом коменданте их большого дома Мирославе Арсеньевне Игнатовой. Она была полноватой и в то же время стройной. У нее была высокая грудь, крутые бедра и сильные, плотные ноги. А в ее лицо Яков не мог долго смотреть, глаза слепило. Круглое, светлое, как луна в полнолуние, оно освещалось карими бархатными глазами с горячей золотистой глубиной. Рот был манящим и улыбчивым. Грудной голос мило произносил слова с картавым «р», как у маленькой девочки или француженки.