Огонь по крейсерам почему-то вел только “Баян”. “Аскольд” же и “Новик”, как говорилось в рапорте Р.Н. Вирена, в 11 ч 10 мин “обогнали нас и пошли в гавань согласно сигнала с горы, а за ним миноносец “Бесстрашный”. В 11 ч 20 мин “Баян” начал входить в гавань и окончил стрельбу. “Внушительный” же, о котором на “Баяне”, видимо, ничего не знали, оказался брошен на произвол судьбы, выручать его флот не собирался.
В порядке лакировки истории в труде МГШ добавлено, что “наши крейсера по сигналу в 11 ч 15 мин вошли в гавань и стали против прохода в готовности вновь выйти, если бы это понадобилось”. В рапорте Р.Н. Вирена об этом не говорится. Уточняется лишь, что неприятельские снаряды ложились вблизи вокруг крейсеров, не причинив нам вреда”. Умалчивалось в рапорте и о попаданиях в противника и о расходе выпущенных в бою (с эскадрой и крейсерами) снарядов. По-видимому, успехом боя Р.Н. Вирен похвалиться не мог и предпочел отделаться ничего не говорящей формальной реляцией.
Повреждения на крейсере “Баян” после боя 27 января 1904 г.
(Из альбома "'Порт-Артурский альбом. 1904-05 гг". Издание капитана I ранга М.Ф. фон Шульца и поручика Б.В. Жданова. С-Пб. 1906.)
Более откровенен в своих воспоминаниях был М.В. Бубнов (“Порт Артур”, СПб, 1907, с. 40). По его словам, увидев, что эскадра Того ушла от берегов Порт-Артура, оставив вблизи лишь четыре крейсера, ничего не стоило отогнать их прочь (а может быть, и уничтожить — P.M.) и тем спасти “Внушительный”. Это могли сделать те же “Баян”, “Аскольд” и “Новик” с присоединением к ним какого- либо броненосца. Но японцам продолжала помогать наша безалаберщина. Сигнальная станция Золотой горы будто бы докладывала о разделении японской эскадры и о том, что главные силы Того скрылись за горизонтом, а в штабе эскадры уверяли, будто бы такого доклада не получали. Ясно было лишь то, что адмирал Старк и здесь не проявил себя флотоводцем, а о факте своего бездействия в донесении наместнику просто умолчал.
Стараниями двух “флотоводцев” — адмирала Старка, не позаботившегося о спасении подбитого корабля, безразличием Р.Н. Вирена, а затем контрадмирала Витгефта, приказавшего прекратить работы по его снятию с мели, “Внушительный” стал пятым кораблем в удручающе длинном списке потерь первых дней войны. Все эти потери: “Варяг” и “Кореец” 27 января,“Енисей” 29 января, “Боярин” 29–31 января и интернированные “Манджур” и “Сивуч” — произошли исключительно по вине высшего командования.
16 и 22 февраля “Баян” под флагом контр-адмирала Моласа возглавлял отряд в составе “Аскольда”, “Дианы” и “Новика”, осуществлял два ближних (до 50 миль) разведочных похода, не обнаруживших противника. Благополучно были прикрыты и выходившие в море четыре миноносца. При возвращении вход в гавань заблокировал севший на мель “Аскольд”, и командир “Баяна”, чтобы не попасть ночью под расстрел своих батарей, решил до утра провести время в море. Противника обнаружено не было. На третий день по прибытии в Порт-Артур С.О. Макарова (его путь из Петербурга занял 20 дней) “Баян”, следуя за “Новиком” (на нем к высочайшему восторгу флота был поднят флаг его командующего), вышел в море на выручку оказавшегося в окружении (и опять из-за недостатка скорости, экономно урезанной бюрократией в проекте и по той же причине из-за вдвое урезанной на одну 75-мм пушку — главной артиллерии) миноносец “Стерегущий”. Потеряв практически весь героически сражавшийся под командованием лейтенанта А.С. Сергеева (1877–1904) и заменившего его лейтенанта Н.С Головнина 2 (1877–1904) доблестный экипаж, корабль был оставлен пытавшимся его буксировать японцам.
И опять, как осторожно говорилось в официальном труде МГШ (кн. 1, с. 465–466), 'преследовать японцев крейсера не пошли, так как на горизонте был весь броненосный отряд адмирала Того, направлявшийся к Ляотешану.” Причины такой боязливости объяснить трудно. Наверное, следовало бы не спешить прятаться в гавани, а поручить пусть даже одному “Баяну” с его 8-дюймовками продолжить бой и, вызвав “Аскольд”, при поддержке береговых батарей (они тоже стреляли по преследовавшим “Стерегущий” японским миноносцам) добиться успеха. Подбив или потопив один- два миноносца, наши крейсера могли бы спасти “Стерегущий”, а может быть, и привести в качестве трофея какой-нибудь подбитый “Сазанами”.
Не исключено, что бой за “Стерегущий” мог бы заманить под огонь батарей и главные силы японского флота. Это давало шанс на удачный навесной выстрел с предельного расстояния по какому-либо из вошедших в зону действия батарей броненосцев и броненосных крейсеров. “Стерегущий” находился в зоне огня по крайней мере трех батарей № 2 и № 9 (по 5 6-дм пушек дальностью стрельбы 52,5 каб.) № 15 (“Электрический утес” в составе 5 10-дм пушек Канэ дальностью 58,5 каб). Флот могли прикрыть и другие батареи, включая две мортирные № 7 и 13 (по 5 орудий калибром 11-дм).
При должной инициативе со стороны русских японцев ожидал бы очень чувствительный урок.
В исполненные безграничной веры, энтузиазма и энергии дни командования флотом С.О. Макарова “Баян” жил общим ожиданием решительного перелома в войне. Нельзя было и представить, чтобы достигнутые адмиралом разительные перемены в организации обороны и сплаванности эскадры, великолепная разработанная им “Инструкция для похода и боя” и тысячи мелочей подготовки флота к бою, решенные непосредственным его участием, могли оказаться безрезультатными.
Оказалось, однако, что чем больше было перемен на эскадре к лучшему, тем непригляднее обнажалось оставшееся неискоренимым наследие прошлого, покончить с которым адмирал в отведенное судьбой время справиться был не в силах.
Командиры кораблей, в большинстве по законам предательского ценза прибывшие на эскадру с началом войны, обнаруживали крайнее неудачное маневрирование. Подтверждались худшие опасения на этот счет, высказанные в письме лейтенанта СВ. Шереметева. Лейтенант М.М. Римский-Корсаков с “Пересвета” о последнем пятом по счету по прибытии С.О. Макарова в Порт-Артур, осуществленном им выходе флота в море (первый со дня японской атаки состоялся 27 февраля) записывал в дневнике: ”Кто-то не в ту сторону начал ворочать, причем мы чуть-чуть не протаранили “Полтаву”. Совершенно таким же образом, как таранили прошлый раз “Севастополь”, и “Полтава” едва проскочила у нас под носом. Раз или два “Победа” (наш задний мателот) наседал на нас очень близко. Адмирал, кажется, два раза поднимал нам сигнал, “особенное неудовольствие”, а публика говорит, что у нас небезопасно плавать, что потопят ни за грош, и теперь мы при всякой перемене (блюд — P.M.) в кают-компании бросаемся к иллюминаторам смотреть, кого мы собираемся таранить на этот раз”. Отдав таким образом дань спасительному флотскому юмору, М.М. Римский-Корсаков добавлял: “Все это далеко не забавно”.