Иначе говоря, заводу теперь отводилась сомнительная честь разработки своего рода атласа отдельных технических решений, которые МТК мог извлекать из представленных ему проектных чертежей. Это было удобно для проявления чиновной эрудиции (так любил делать И.А. Шестаков, развлекаясь бесконечной переделкой проектов броненосцев "Император Николай I", "Император Александр II"). Теперь во вкус чиновного "творчества" начинал входить скучающий зимой в Петербурге великий князь генерал-адмирал. Чтобы пробудить творческую мысль его высочества, завод заставили даже изготовить соответствующую модель. Она, к несчастью, сгорела, и теперь беспутная чиновная братия, словно опять по сговору с японцами, развлекалась творческими опытами, создавая заводу задержки и препятствия в постройке.
Высоко ценя квалификацию и опыт Балтийского завода, МТК рассчитывал его руками провести и конструктивную проработку усовершенствованного проекта "Ж" в сравнении с нежданно явившимся проектом броненосца по идее великого князя Алексея Михайловича. И теперь от завода требовали ускорения доработки проекта "Ж", который в начале был отложен на "потом", а теперь вдруг экстренно потребовался раньше, чем чертежи уже строившегося "Императора Александра III". Таков он был – стиль МТК, который о проблемах практического судостроения и неотложных заботах завода задумываться не любил. Чтобы не допустить уже начавшейся дезорганизации работ по постройке "Императора Александра III", С.К. Ратник в том же письме от 26 января 1900 г. пытался разъяснить МТК, что к усовершенствованному проекту "Ж", который теперь вдруг экстренно потребовался, завод может приступить не ранее полного завершения проекта "Императора Александра III". Только согласовав в этом проекте все важнейшие проектные решения, можно ожидать, что они и в проекте "Ж" изменений не потребуют.
Истощив всю энергию своих проектных инициатив, завод, похоже, отказывался от всякого участия в обсуждении проекта великого князя. Ведь он, в случае его одобрения МТК, грозил своей непохожестью на уже строившиеся корабли и вовсе мог дезорганизовать работу заводу. Иначе говоря, технология завода оказалась с новым проектом в явном противоречии. Так получилось, что и на третий год по принятии новой программы нелепая коллизия с ее проектами все еще оставалась неразрешенной. Определились и ушли в "отдельное плавание" сделанные разномастными проекты "Победы", "Ретвизана" и "Цесаревича". Свой облик приобрел также одиночный "Бородино", удлиненный, но с броневым чехлом-переборкой как на "Цесаревиче", с броней для 75-мм артиллерии и с точной (чертежи в один к одному, на чем настаивал МТК) копией машин, изготовлявшихся Франко-русским заводом.
Переходный тип являл строившийся также казенными средствами на Галерном островке "Орел" внешне по образцу "Бородино", но уже со скосом броневой палубы и с машинно-котельной установкой Балтийского завода. По существу, он принадлежал уже к типу Балтийского завода, за головным его новой серии "Императором Александром III". Но в том и состояло чудо тогдашней бюрократии, что даже этот тип, несмотря на уже совершившиеся после "Цесаревича" три видоизменения, все еще нельзя было считать окончательным. Вот почему С.К. Ратник все свои усилия прилагал к тому, чтобы хотя бы в проекте "Императора Александра III" стабилизировать тип корабля. К тому же, напоминал он, проект великого князя Александра Михайловича несколько отличается от модернизации "Бородино", что спешить с доработкой проекта "Ж" (чтобы, как хотел МТК, сравнить эти проекты) нет необходимости. По всем этим обстоятельствам завод к проекту "Ж" пока еще не приступал. Это не вполне прогрессивная, но вынужденная позиция завода совпадала с господствующими в МТК настроениями "утопить" проект великого князя.
Исчерпывающей резолюцией Александра Михайловича, принятой относительно журнала МТК № 31 от 18 апреля, ход событий получил то направление, которое, по-видимому, ожидал Балтийский завод. Основанный на трех, далеко не однозначных, но убедительных мотивах, он вполне соответствовал распространенной в то время практике бюрократических силлогизмов, когда наперед избранное решение пытались оправдать лишь количеством подобранных доводов. Их содержание и иерархическая значимость не оценивались, а все другие, им противоречившие, просто отбрасывались.Непревзойдениый образчик такой логики продемонстрировал вскоре З.П. Рожественский. В самый канун войны, в которой мало кто сомневался, – в декабре 1903 г. он в пользу отозвания из Средиземного моря ранее находившейся там русской эскадры сумел привести пять доводов, но умолчал о главном, все перевешивающем, – возможности этой эскадры к немедленным (в случае войны) действиям на японских путях сообщения.
Принужденный бюрократией к творческой пассивности, Балтийский завод уже ничем, кроме местных усовершенствований, не мог помочь прогрессу судостроения и флота. Нет сведений и о попытках вырваться из пут косности, которые могли бы предпринять творческий коллектив конструкторов Балтийского завода и его руководящая верхушка в лице председателя правления завода контр-адмирала В.М. Лаврова. Такой была реальность, и трудно гадать о том, существовали ли в сложившихся условиях какие-либо возможности прогресса. Оставалось лишь одно – поступать, выражаясь по-салтыковски, "применительно к подлости". Из-под шпица упорно, словно по сговору с японцами, продолжали мешать работе Балтийского завода.
Даже всесторонне отработав, согласно полученным замечаниям и директивам великого князя Александра Михайловича, свой проект броненосца и начав постройку первого – "Императора Александра III" – завод оставался в неведении относительно типа следующего корабля. Им могли стать вторгшийся в программу проект великого князя с 203-мм артиллерией или все еще ожидаемый МТК усовершенствованный проект "Ж". Этот проект, как уже разъяснялось Балтийским заводом, разработан не был, и проект Алексея Михайловича, вместо предполагавшегося сравнения с проектом Балтийского завода, был рассмотрен отдельно журналами № 6 от 31 января 1900 г. "в техническом отношении", и № 31 от 18 апреля 1900 г. в "тактическом отношении". Судьбу его решила уклончивая резолюция уже другого великого князя Алексея Александровича, которую следовало понимать так, что места для этого проекта в осуществляемой программе не имеется. Неясной оставалась судьба проекта под литером "Ж", который официально отклонен не был.
Неопределенность усилили и в ГУКиС. 9 января 1900 г. из отдела сооружений ГУКиС в МТК были сообщены сделанные "его превосходительством" программные распоряжения о выдаче нарядов на постройку кораблей петербургскими и казенными верфями. Среди них, к изумлению МТК, указывалась постройка Балтийским заводом броненосца № 8. Предшествовавший ему броненосец № 7 из перечня почему-то выпал. Проекты этих кораблей не указывались. Что имел в виду "его превосходительство" – оставалось непонятным. Только 18 января 1900 г. В.П. Верховский уточнил директиву: строить надо сначала, конечно, броненосец № 7 по чертежам Балтийского завода (после спуска "Победы"), а "затем впоследствии и броненосец № 8 по тем же чертежам". Вопрос о чертежах и проекте, которыми заводу следует руководствоваться, В.П. Верховский в своем распоряжении не уточнял.
Столь же великолепное безразличие к существу проблемы, проявив себя заурядной бюрократической конторой, занятой лишь перевалкой бумаг, постоянно обнаруживал и ГМШ. Нетрудно представить состояние С.К. Ратника, вынужденного то и дело наблюдать и преодолевать последствия маневров увлеченно занятой игрой в бирюльки бюрократии. Все это время начальник завода продолжал оставаться в неведении о том, надо ли ему продолжать работы над проектом "Ж" и можно ли броненосец № 7 строить по чертежам "Императора Александра III". 26 января 1900 г. С.К. Ратник мог лишь предполагать, что ускоренное рассмотрение комитетом готовившихся изменений внутреннего расположения на "Императоре Александре III", выявив требования МТК, поможет ускорить и упростить работу над проектом "Ж". Если этот проект потребуется, то он будет представлен "через непродолжительное время" по возвращении из разрешенной П.П. Тыртовым поездки на юг России.