Только не так бессмысленно, только не от руки существа, которое виделось ей в ночных кошмарах.
Рафаэль опустился на колени перед Натаном и спустя несколько секунд произнес:
— Англичанка, он еще не мертв! Бет почувствовала, как странная теплота затопила ее сердце:
— Слава Богу! Он жив.
Ей показалось, что прошла целая вечность, пока из комнаты, куда внесли Натана, не вышел доктор. Его приговор нельзя было назвать оптимистичным.
— Рана очень тяжелая, миссис Риджвей, я сделал все, что мог. Теперь ему нужен хороший уход и тогда, может быть, он выкарабкается. Словом.., надежда есть.
Бет зациклилась на этих словах — надежда есть. Они звучали в ее мозгу все последующие дни: надежда есть!
Бет жила в автоматическом режиме — ела, когда ей говорили, что пора поесть, ложилась спать, когда говорили, что уже наступило время, надевала то, что лежало сверху.
Рафаэль отправил нарочных в гасиенду Чиело с описанием трагических событий в Сан-Антонио. Он попросил прислать какую-нибудь солидную женщину, которая могла бы помочь Бет в уходе за раненым, поселившись на время в доме Рафаэля.
Рафаэль, понимая двусмысленность ситуации, когда в его доме находится смертельно раненный Натан и его жена, и желая избежать пересудов, которые могли бы бросить тень на репутацию Бет, решил, что с ними должен находиться третий человек.
Стали известны потери с обеих сторон. Из шестидесяти пяти вождей, воинов, женщин и детей, прибывших на переговоры, тридцать три были убиты. Остальных заточили в местную тюрьму. Белые потеряли семь человек, среди которых был и шериф Сан-Антонио.
Рафаэлю неожиданно выпало несколько достаточно свободных дней, и он попытался осмыслить происшедшее. Так случилось, что он посетил местную тюрьму как раз в тот момент, когда белые участники переговоров решились на важную, с их точки зрения, акцию.
Полковники дали жене, а точнее, теперь уже вдове самого заслуженного вождя, погибшего во время неудачных переговоров, коня и, снабдив ее водой и запасом пищи, отправили к соплеменникам с наказом:
— Поезжай к своему народу и объясни, что тем, кто сидит в нашей тюрьме, грозит смерть, если не будут возвращены все пленные, упомянутые Матильдой Локхарт.
Рафаэль понимал ужасные последствия этой затеи. Жена вождя, конечно, доставит ультиматум, и тогда беспомощные пленные в муках расстанутся с жизнью — овдовевшие индейские скво, проклиная неверных белых, ножами изрежут белокожих женщин.
Военные не стали слушать его доводов, и он, резко повернувшись на каблуках, вышел из помещения, не в силах больше присутствовать при похоронах последних надежд на мир между белыми и индейцами.
Рафаэль по дороге домой размышлял о свершившейся трагедии. Сердце его пронзила острая боль, когда он вспомнил о том, что мог предупредить команчей. Рафаэль знал, что в Сан-Антонио погибли практически все великие вожди, но один из них Буффало Хэмп все же убежал. Хорошо, что у них остался хотя бы он, подумал Рафаэль.
Ему не хотелось думать и еще об одном последствии трагедии.
Теперь у него на личном счету было двое убитых команчей. В разных ситуациях ему приходилось убивать индейцев, но никогда до этого команчей. Значит, теперь он навсегда связан с белыми, подумал Рафаэль, и мысленно добавил: а одна из них овладела всеми его чувствами.
Он вспомнил также тот ужас, который пережил, когда увидел Бет, боровшуюся за свою жизнь с индейцем. Но вспомнил одновременно и собственное унижение, когда Натан произнес «это моя жена». Эти слова звенели у него в голове, но рефреном повторялась мысль: копье индейца — наказание ему за все прегрешения!
И вот теперь, когда Натан мог умереть в любую минуту, Рафаэль желал ему поправиться, потому что понимал: его смерть будет практически непреодолимым барьером между ним и Бет.
И как бы там ни было, Рафаэль осознавал одно: Бет не должна уехать из Сан-Антонио, пока они не решат всех проблем, вставших между ними.
Ему не хотелось бы провести остаток своих дней, терзаясь сомнениями, кем была на самом деле шлюха с фиолетовыми глазами, украшавшими ангельское лицо.
«Надо все выяснить и наконец понять друг друга, — говорил себе Рафаэль. — И для этого она останется настолько, насколько надо!»
Он понимал, что попытка задержать ее была бы насилием, но он не мог отпустить ее, не разобравшись, что же их связывало: просто физическое влечение или что-то гораздо более сложное. Если бы речь шла лишь о чувственном влечении, то он, несколько раз добившись своего, отправил бы ее в Натчез и навсегда забыл. Больше того, ему хотелось бы таким образом разрубить завязавшийся узел, но…
У Бет был свой счет к Рафаэлю — она не хотела простить ему грубость, физическое принуждение, ревность и то, что она никогда не могла понять, что он сделает в следующую минуту, и еще то, что он не был нежен, хотя она знала и другую ситуацию…
Кстати, сам Рафаэль не считал себя нежным и не хотел быть таким ни к кому, за исключением, может быть, своей сводной сестры Арабеллы. Более того, он стеснялся проявления чувств и начинал злиться на ту женщину, которая эти чувства вызывала. Он возвратился мыслями к Бет. Его охватила злость, потому что никто так не переворачивал его душу, как она.
«Какого черта, я все время должен вытаскивать ее из сложных ситуаций? — спрашивал он себя. — А может, не стоило мешать этому злосчастному команчу взять ее в плен или снять с нее скальп? Пусть бы индеец сам сделал свой выбор!»
Увы, в реальной жизни все было гораздо сложнее, и Рафаэль понимал, что не стоит обманывать самого себя.
В своем деле он старался избегать любых контактов с Бет. Это было необходимо, потому что ее муж был тяжело, может быть, смертельно ранен, и затевать выяснение отношений сейчас было бы крайне непорядочно. Не говоря уже о чем-нибудь другом!
Как ни странно, но даже понимая, что в одной из комнат дома лежит умирающий человек, жена которого очень тяжело переживает ситуацию, Рафаэль все равно ревновал Бет к Натану. Ему было обидно видеть, какое внимание она уделяет беспомощному мужу. Рафаэль не мог простить Натану, что тот палец о палец не ударил, чтобы попытаться спасти Бет от нападающего индейца. А она была на шаг от смерти или мучительного плена.
Обнаруживалась и еще одна причина, по которой он старался не попадаться ей на глаза. Как бы там ни было, пусть в порыве ярости, но он все же пожелал Натану смерти. И теперь боялся, что Бет ни за что не сможет ему этого простить.
Рафаэль в то же время знал, что он для Натана сделал все, что мог.
Дон Мигуэль, донья Маделина, Себастиан, многочисленные слуги и приживалы прибыли из гасиенды Чиело на четвертые сутки.
Бет не сразу узнала об их приезде. Она безвылазно сидела у постели Натана и вышла только тогда, когда родственница Рафаэля сеньора Лопес силой оторвала ее от стула и заставила выйти к столу.