— Мне казалось, что тебе очень хочется домой. Поэтому я и стала спешно собираться.
Натан внимательно посмотрел на нее. Его серые глаза отметили синяки у нее под глазами, морщинки в уголках нежного рта. Может быть, не слишком высоко ценя притягательность Рафаэля Сантаны для противоположного пола, Натан все же был уверен, что в поведении жены появились определенные странности с того времени, как они приехали на гасиенду, и тем более с того дня, как там появился сын дона Мигуэля. Он слишком хорошо знал Бет, чтобы не заметить, что ее что-то гнетет. Он несколько раз пытался помочь ей выговориться, но она уклонялась, как и сейчас.
И вот настал момент прощания. По мнению Бет, все получилось слишком эмоционально. Ей было ужасно грустно расставаться с Себастианом, оказалось, что он для нее много значит. И было неудобно перед доньей Маделиной и доном Мигуэлем, которые были так к ним добры, за то, что они уезжали столь поспешно. У доньи Маделины глаза подозрительно блестели, и она долго не выпускала из своих крепких объятий Бет. А дон Мигуэль поцеловал очень нежно ее в лоб и прошептал:
— Я всегда буду хранить в памяти ваш визит, дорогая моя девочка. — И тепло улыбнувшись, пошутил:
— Кое-кто мог бы подумать, что, уже имея пятерых дочерей, я буду возражать против шестой, но если бы она была похожа на вас, то я благодарил бы Бога!
Это было так искренне сказано, что Бет не выдержала и расплакалась.
Дон Мигуэль настоял, чтобы по дороге в Сан-Антонио их сопровождали десять вооруженных всадников. Хорошо вооруженная группа покинула гасиенду. Впереди скакал Рафаэль, напоминавший кентавра на своем мощном сером жеребце. Выражения его лица понять было нельзя, оно было скрыто большими полями сомбреро. Бет не забывала о той опасности, которая могла прийти от него. А вид его огромного револьвера, болтавшегося на бедре, и мощных винтовок у других всадников напомнил ей, что путешествие очень опасно, и все это не выдуманные, а реальные опасности.
Натан забрался в повозку с той же грацией, с какой несколько дней назад соскочил с нее на землю гасиенды. И хотя еще совсем недавно он ворчал по поводу поспешных действий Бет, теперь, видя, как гасиенда по мере удаления становится все меньше, испытывал радостное волнение.
Было совершенно очевидно, что Бет покидала поместье с большим огорчением. Может быть, она обнаружила, что Себастиан ей дорог гораздо больше, чем она думала? Мысли Натана пошли по этому направлению. После нескольких минут молчания он повернулся к Бет и прямо спросил ее:
— Не захочешь ли ты все же найти возможность объяснить мне, почему мы так поспешно покинули этот гостеприимный кров?
Бет, опустив глаза, смотрела на свои руки в перчатках, лежавшие на коленях, уставшая от лжи и полуправды. Наконец она произнесла:
— Ты и в самом деле хочешь знать о подлинной причине?
И вот теперь, когда она была готова открыть свои тайны, Натан впервые подумал, правильно ли это было бы для их дальнейших отношений. Он помолчал, раздумывая, а потом тихо произнес:
— Нет, дорогая, я думаю, что этого делать не стоит. Она посмотрела на него и слабо улыбнулась:
— Не помню, говорила ли я, дорогой Натан, что очень заботливо отношусь к тебе?
Он с благодарностью посмотрел на нее.
— О нет, ты никогда даже не упоминала об этом. — И потом, как бы прося повторить то, что он услышал, добавил:
— Разве ты и вправду заботишься?
— Очень, Натан, очень! — произнесла Бет с робкой улыбкой. Она помнила, что ее совесть по отношению к мужу нечиста, против своей воли она его обманывала.
Каждый из них погрузился в собственные мысли. Натан поздравил себя с тем, что ему хватило мудрости не вытягивать из Бет признания, связанные с его подозрениями в отношении Себастиана и с ревностью из-за возможного чувства жены к этому юноше.
Что касается Бет, то она не считала пустой фразой свои слова о том, что она заботится о Натане. Она действительно хотела уберечь его от возможного потрясения, если бы раскрылась страшная правда о ее отношениях с Рафаэлем. Она действительно верила, что дома сумеет забыть Рафаэля Сантану и вызванный им взрыв страстей. Она очень хотела укрепить свой брак с Натаном и наполнить их отношения новыми чувствами.
Кроме того, Бет упорно полагала, что она не любит. Рафаэля. Она говорила себе: любовь не может прийти так скоро, к тому же против собственной воли. Любовью она считала те отношения, которые установились между нею и Натаном. Они медленно и ненавязчиво узнавали друг друга. С каждым днем они становились ближе, а это никак невозможно было сравнить с громом среди ясного неба. Это не было тем, что заставляло ее сердце беспорядочно биться, когда она видела Рафаэля, его высокую и сильную фигуру настоящего мужчины, что вызывало внутри ее трепет, когда она представляла себя в его объятиях и знала, как будут ласкать ее его сильные твердые губы. Нет, это не была любовь! Это была попросту вспышка глупой страсти, убеждала она себя, повторяя, что это просто глупая, дурацкая вспышка физической страсти. И утешала себя тем, что придется потерпеть всего несколько дней, а затем Рафаэль и все, что с ним связано, останутся далеко позади. А они с Натаном отправятся в свой любимый Бриарвуд.
Но оказалось, что принять подобный обет было проще, чем выполнить. Они разбили свой маленький лагерь рядом с небольшим водопадом, выдолбившим в скале чашу озера с кристально чистой водой. В других обстоятельствах это романтическое окружение вызвало бы восторг Бет. Но сейчас поводов радоваться жизни она не видела. Наоборот, два обстоятельства очень огорчили и даже напугали ее.
Во-первых, Натан, желая отпраздновать свое возвращение в цивилизованный мир, позволил себе слишком вольно обращаться с бренди, входившим в его запасы еще из Натчеза. Он выполз из повозки таким пьяным, каким Бет его вообще никогда не видела. Для нее это стало ударом. Она знала, что он пьет, и относилась к этому спокойно — таков был удел джентльменов. Но он не показывался ей раньше в подобном состоянии. Зрелище было довольно омерзительное. А во-вторых, ей не позволяло радоваться красивому закату и свежему бризу, который шевелил листву кленов, присутствие молчаливого Рафаэля.
В течение всего дня он был безразлично вежлив, да, собственно, они практически и не виделись, потому что он предпочел седло комфорту повозки. Он вел себя так корректно, что на какой-то момент Бет упрекнула себя за нехорошие мысли о его подлинных планах в этой поездке.
А между тем истинная причина его холодной вежливости была простой. Он был беспредельно зол на Бет и, чтобы не выдать себя, прятался за это ледяное безразличие. Она позволила себе выйти из повиновения, но, что гораздо хуже, он не мог забыть о ней и изгнать ее из своей жизни, как он изгонял всех других женщин. Он бесился от сознания своей слабости, обзывал себя нехорошими словами за потерю воли и беззащитность перед этим хрупким созданием.
У него и вправду были дела в Сан-Антонио, и он, еще не зная о планах Бет, именно этим утром собирался туда отправиться. Но правдой было и то, что из-за Бет он не уехал, как обычно, на рассвете и теперь тащился со всем обозом очень медленно. Он был бы уже очень далеко, если бы не Риджвей! Он проклинал красоту Англичанки.