Донья Маделина сидела на одном из железных стульев около фонтана, и Натан, стоя рядом, внимательно слушал болтовню испанки, пока дон Мигуэль обсуждал что-то со слугой. Рядом на накрытом столе стоял поднос с освежающими напитками и соответствующая закуска.
Аппетит покинул Бет, но она, расположившись рядом с доньей Маделиной, попросила слугу в белых перчатках и полосатых панталонах дать ей высокий стакан с охлажденной сангрией, что тот незамедлительно и сделал.
К ним подошел дон Мигуэль, по его лицу было видно, что он чем-то раздосадован и даже раздражен. С явным неудовольствием он сказал:
— Похоже, мне еще раз придется извиниться за отсутствие Рафаэля и Себастиана. Мне только что доставили записку от моего сына, в которой он уведомляет, что они не вернутся по крайней мере до завтра.
Раздражение его усиливалось прямо на глазах, он пробормотал:
— Честное слово, я не могу понять, как Себастиан решился покинуть своих гостей. Мне остается только попросить вас о снисхождении к нему, делая скидку на то влияние, которое на него оказывает Рафаэль. Что касается моего сына, то о снисхождении к нему я не прошу.
Отсутствие Себастиана устраивало Натана и, почти не скрывая этого, он сказал дону Мигуэлю:
— Вам не за что извиняться, в компании с вами и вашей очаровательной женой мы не ощущаем какой-то потери.
Услышав, что ей не придется увидеть Рафаэля сегодня вечером, Бет не знала, то ли ей рассмеяться с облегчением, то ли топнуть ногой во гневе. Не требовалось большого ума, чтобы понять, почему по распоряжению Рафаэля записка, уведомляющая отца о его отъезде, была передана с такой задержкой. Если бы все стало известно рано утром, то Бет не только могла бы, но просто была бы обязана немедленно покинуть гасиенду. Она была бы освобождена от каких-либо притеснений со стороны Рафаэля, который по возвращении с «удивлением» обнаружил бы ее отсутствие. Расчетливый дьявол, подумала она, дьявол, дьявол!
Примерно в это же время Рафаэль, расположившийся небольшим лагерем с Себастианом, думал о том, как Бет отреагировала на его поступок и на трюк с запиской.
За час до захода солнца Рафаэль, натянув поводья, осадил своего коня и указал на небольшой каменный карниз:
— Вот здесь мы и устроим ночлег. Это хорошее место с точки зрения безопасности, а уж если придется обороняться от индейцев или мексиканских бандитос, то лучшей позиции просто не найти.
Себастиан согласно кивнул и подумал, что сам он не проявил необходимой осмотрительности, забыв о реальной угрозе их безопасности, а то и самой жизни. Злясь на себя, он спросил:
— Неужели ты думаешь, что опасность так реальна?
Рафаэль послал ему красноречивый взгляд из-под низко нахлобученного сомбреро:
— Дружок, если ты рассчитываешь остаться живым тут, в Республике Техас, ты каждую секунду должен быть готов отразить нападение индейцев — везде и в любое время.
На этой ободряющей ноте они закончили разговор и повернули своих лошадей в направлении карниза, на который указал Рафаэль. Следующие полчаса ушли на то, чтобы обустроить лагерь и стреножить лошадей.
К тому времени, как они принялись за ужин, солнце уже полностью скрылось и в воздухе разлилась прохлада. Рафаэль разжег небольшой костер, еда была готова быстро и, набив животы мясом с маисовыми лепешками и запив еду крепким кофе, мужчины откинулись на валуны, лежавшие возле входа в их лагерь.
Себастиан и Рафаэль стали укладываться на ночь, не столько заботясь о комфорте, сколько о безопасности.
Оба молчали — сейчас ни одного из них не тянуло на разговор. Неожиданно раздался вой пумы, и Себастиан выхватил револьвер, а Рафаэль при виде этого только усмехнулся:
— Побереги нервы, дружок!
У Себастиана был слегка обиженный вид.
— Не надо подтрунивать надо мной. Ты не можешь не признать, что эта обстановка для меня абсолютно незнакома, и я боюсь, что мне еще надо мною поработать, чтобы получить иммунитет к индейской опасности, который у тебя уже давно есть.
— Нет, дорогой, это не иммунитет и не привычка к опасности. Запомни, что этого просто не бывает. Это привычка принимать опережающие меры — никто не должен застать меня врасплох!
Рафаэль закурил тонкую сигару от гаснущей головешки костра.
— Думаю, сегодня нам ничто не грозит, — сказал он спокойно. — Для них еще не наступил сезон охоты на белых, к тому же еще не наступило полнолуние, а наш лагерь — гарантия безопасности.
Себастиан тем не менее подозрительно оглядывал окрестности. Наблюдавший за ним Рафаэль сказал:
— Одно из главных правил выживания здесь заключается в следующем: если у тебя нет многочисленной и хорошо вооруженной охраны, никогда не останавливайся на открытом месте. Найди что-нибудь, что прикроет тебе тыл.
Немного уныло Себастиан пробормотал:
— Когда ты рядом со мной, я не думаю об этих опасностях. Но признаюсь, что чувствую себя гораздо лучше на улицах Нового Орлеана, чем здесь.
Рафаэль засмеялся, одобряя его честность.
— А я признаюсь, приятель, на улицах города ощущаю себя гораздо в большей опасности. Здесь — в прериях, на холмах, на диких территориях — мне гораздо проще.
Себастиан в свою очередь ухмыльнулся:
— Но твои практические дела не свидетельствуют об этом, ты как хамелеон приспосабливаешься к любым условиям — будь то бал во дворце губернатора или лодка на бурной реке.
Рафаэль ответил ему с ухмылкой:
— Твой отец — очень восприимчивый человек, ну, очень, особенно, когда надо учуять то, что другой хочет скрыть.
— Оставим эту тему, кузен, оставим! Себастиану не хотелось вспоминать подробности своего детства, но тем не менее разговор все же вышел на Джейсона Сэведжа. И оба не без удовольствия вспоминали самые фантастические истории о юности Джейсона, которые стали для них своего рода фольклором. Не все в воспоминаниях Себастиана соответствовало канонам морали, и именно поэтому Рафаэль по ходу разговора неторопливо заметил:
— Наверное, он делал вещи, о которых потом сожалел, и ему не хотелось, чтобы ты повторял те же самые ошибки… А ведь ты очень похож на него.
С обиженным видом Себастиан отметил:
— Но только не в ситуациях с женщинами… Рафаэль не дал ему докончить фразы:
— Когда речь идет о женщинах, не зарекайся — ты никогда не сможешь твердо сказать, что ты сможешь, а чего не сможешь, черт бы их побрал!
Понимая, что разговор подошел к опасной теме, и думая о Бет, Себастиан какую-то долю секунды колебался. Потом, осторожно подбирая слова, сказал:
— Хорошо, но если ты считаешь, что Джейсону было о чем жалеть, ты мог бы сказать то же самое о себе, о своем прошлом?