– Это не заразно, – успокоила их гостья. – У него не болезнь, а отравление. Так сказала врачиха с радиальной станции, которая его осматривала.
– Рыжая и кривоногая? – уточнил начкар.
Хотя та женщина выглядела совсем не так, Гончая, встретившись с выразительным взглядом Дуболома, утвердительно кивнула. Тот приободрился и объявил:
– Тогда точно не зараза! Рыжая в инфекциях разбирается. Но чтобы не было разговоров, вы двое, вынесите труп подальше в туннель и сожгите там.
– Шмотки тоже сжечь? – спросил один из солдат, назначенных в похоронную команду.
– Да, – начкар кивнул, – зачем нам его барахло?
Гончая отметила, что, несмотря на внешнюю беспечность, Дуболом больше не подходил к трупу, и сжечь вещи покойника он приказал неспроста. Что ж, это была разумная предусмотрительность.
– Позвольте проводить вас в нашу баню, госпожа Валькирия?
К недавней спутнице покойника он тоже не рискнул приблизиться. Гончая решила, что это к лучшему: в окружении желающих всадить тебе пулю или нож в спину, полезно было иметь пространство для маневра.
* * *
Баня располагалась в одном из служебных помещений за пассажирской платформой. По пути Дуболом ненавязчиво сообщил высокопоставленной гостье, что абы кого туда не пускают. Прочие обитатели Октябрьской, не обладающие властью, положением или финансами, позволяющими приобрести дополнительные привилегии, довольствовались неотапливаемой душевой. Впрочем, все относительно. На большинстве станций жители не имели даже элементарных удобств, не говоря уже про общественные душевые.
Дуболом ничуть не приукрасил. Даже в предбаннике, где Гончая оставила свою одежду, царила редкая для метро чистота. Только в парилке чувствовался запах солярки – видимо, истопники использовали ее для розжига огня в печи. Зато здесь имелись мыло, мочалка и два бака с горячей и холодной водой, теплые каменные плиты на полу приятно согревали босые ноги, а на мелкие неудобства, вроде каких-то запахов, жизнь давно уже приучила Гончую не обращать внимания. Она не стала противиться предстоящему удовольствию – хотя пистолет с заряженным в ствол патроном взяла с собой в парилку – и поплыла по волнам блаженства.
Результат от посещения парной оказался сопоставим с действием биостимулятора из набора спецпрепаратов, даже сильнее. Гончая снова почувствовала себя женщиной. Она блаженно потянулась, любуясь гибкостью своего исхудавшего, но все еще привлекательного молодого тела, потом провела ладонью по обритой голове, усмехнулась и внесла коррективы – человеком. О потере волос Гончая не жалела – отрастут, если она останется жива. Не о них была печаль. Главное – найти Майку! Где она?! Что с ней?! Жива ли?! Ответы на эти вопросы следовало искать на Киевской, где пропала девочка, – где Стратег потерял ее! – а туда бывшей наемнице еще предстояло добраться.
Насухо вытершись настоящим банным полотенцем, Гончая взглянула на ворох сброшенной одежды. Снова надевать на чистое, распаренное тело эти грязные, провонявшие потом обноски категорически не хотелось.
– Эй! Что с моей одеждой?! – крикнула она в запертую входную дверь, нисколько не сомневаясь, что сам командир или кто-то из его подручных караулит у входа.
Так и оказалось.
– Ждет вас, госпожа Валькирия, – раздался снаружи голос Дуболома.
Чтобы скрыть застарелые шрамы и свежие раны, не сочетающиеся с образом соблазнительной любовницы фюрера, Гончая завернулась в полотенце и выглянула за дверь. Смуглолицый, наверное, решил, что она прикрылась из чувства стыда. Гончая не стала его разубеждать.
– Где одежда? – требовательно спросила она.
– Прошу. Надеюсь, вам подойдет…
Не дожидаясь окончания фразы, Гончая забрала у Дуболома стопку одежды и снова скрылась за дверью предбанника. Среди обновок оказалась новая кожаная куртка от динамовских скорняков, приятный на ощупь тонкий шерстяной свитер с непонятным орнаментом, не сочетающаяся с ним по цвету, но тоже мягкая и удобная вязаная шапочка, пара женских маек (Гончая натянула обе), серые камуфляжные штаны со множеством карманов и высокие шнурованные ботинки, не уступающие по прочности армейским и, что самое главное, пришедшиеся практически впору! Только вместо нижнего белья Дуболом, очевидно, рассчитывая угодить требовательной гостье, подложил кружевное боди.
Гончая невольно прыснула, разглядывая сетчатые кружева, которые ровным счетом ничего не скрывали. Наверное, настоящая любовница фюрера пришла бы в восторг от одного вида такого сексапильного наряда, но Валькирию с фашистским лидером связывали иные отношения, и она вообще не собиралась возвращаться к своему бывшему нанимателю. Впрочем, она знала одного человека, кому кружевное белье точно должно было понравиться – ее «лучшая подруга» Лола.
При виде посвежевшей и переодевшейся в чистую одежду гостьи Дуболом восхищенно покачал головой:
– Вам очень идет, госпожа Валькирия! Очень! Я в восхищении!
– Прибереги свое восхищение для местных дамочек, – отрезала Гончая. – Я возвращаюсь в Рейх. Когда ближайший транспорт до Краснопресненской?
– А как же обед? – растерялся тот. – Все готово.
– В другой раз. Я спешу.
После бани есть захотелось еще сильнее, но задерживаться на станции, где ее собирались убить и ограбить, определенно не стоило. Пока напуганный Дуболом смотрел ей в рот и готов был выполнить любую просьбу, но его планы в любой момент могли измениться. Та тысяча патронов, которую он получил, отнюдь не гарантировала гостье спокойствие и безопасность, потому что это была только половина ее богатства. К тому же, кроме платежной расписки, у Валькирии имелись при себе редкие лекарства, одежда и оружие, которые тоже можно было бы выгодно продать.
– Но фюрер узнает о вашем гостеприимстве.
Дуболом не настаивал. Скорее всего, он и не собирался за обедом расправиться с незваной гостьей, но Гончая не хотела это проверять.
Шагая вместе с ним по платформе к огороженному перрону, откуда отправлялись все дрезины западного направления, она внимательно смотрела по сторонам. Лепнина на потолке и мозаичные рисунки на полу ее не интересовали, равно как и прочее убранство станции. Гончая сканировала взглядом прохожих в поиске знакомых лиц. Именно здесь жили цирковые артисты Баян и Маэстро, которых она безуспешно искала на радиальной станции. Эти двое знали ее под настоящим именем, не подозревая о множестве ее кличек, и понятия не имели о двойной, даже тройной жизни Гончей-Валькирии-Катаны. Поэтому сейчас встреча со старыми знакомыми была крайне нежелательна.
Платформу пересекли благополучно, но на перроне возникла неожиданная сумятица. Бесцеремонно расталкивая людей, через толпу рвался какой-то человек. Гончая похолодела, но, разглядев его лицо, успокоилась. Нарушителем спокойствия оказался один из часовых, охранявших вместе с Дуболомом станционные гермоворота. В руках солдат держал отнятый у гостьи при обыске дробовик.