Метро 2033: Пифия-2. В грязи и крови - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Москвин cтр.№ 13

– Где мы? Что это за место? – приставал он с одними и теми же вопросами к другим пленникам.

Те хмурили лица и отмалчивались, а один даже влепил парню затрещину, но, в конце концов, прикованный к попу хромоногий старик не выдержал.

– У сатанистов. Не понял, что-ли?

– У сатанистов, – повторил за ним Рыжий. – Это те, которые за дьявола?

Старик кивнул.

– Харон у них главный. Еще Коготь есть, все рядом трется. Других не знаю.

– А чего им надо? – не унимался сталкер.

– Чтоб мы сдохли, вот чего! – ответил старик и сплюнул. – Яму эту копать заставляют, чтобы, значит, до ада добраться. Замысел, видишь, у Харона такой. В гости к Сатане захотел. Думает, тот его к себе на трон посадит!

Хромой говорил все громче. Он видимо забыл, что охранники могут его услышать, и вскоре поплатился за это. Звонко взвизгнул кнут, витой конец хлыста вспорол ветхую одежду старика, а вместе с ней и кожу на его согбенной спине.

– Работай, раб! – донеслось сверху.

Рыжий испуганно ахнул и принялся остервенело царапать ногтями неподдающуюся землю, а хромой втянул голову в плечи и отполз в сторону, но работать так уже и не смог, даже несмотря на новые удары, которыми его осыпали надсмотрщики. К концу дня старик совершенно обессилел от беспрестанных побоев, ничком повалился на землю и больше не двигался.

Видимо, расправы над пленниками у сатанистов были в порядке вещей, потому что никто из рабов даже не взглянул на лишившегося чувств товарища по несчастью. Только священник подошел к избитому напарнику, опустился возле него на колени и что-то забормотал на своем непонятном языке. Поп просидел возле старика, пока тот не перестал дышать. Почему тюремщики не стали бичевать отца Ярослава, так и осталось для Гончей загадкой.

Тело погибшего хромого пролежало в яме до отбоя. О том, что рабочий день окончен, объявил не Харон, а его советник – надо полагать, тот самый Коготь. Потом в яму по лестнице спустились двое надсмотрщиков, сбили с ноги мертвеца кандалы, а тело забросили в бочку, после чего тем же путем выбрались из ямы, не обращая никакого внимания на застывших в немом ожидании рабов. Если бы те скопом набросились на своих мучителей, то придушили бы их в два счета. Однако забитые, перепуганные пленники даже не помышляли о нападении, и охранники прекрасно знали об этом.

После традиционного восхваления Сатаны в яму вновь посыпались жареные крысы. На этот раз Гончая не стала мешкать и поймала сразу две тушки. Она сильно устала за день, хотя практически ничего не делала, да и голод все настойчивее давал о себе знать. Делиться с Рыжим и в этот раз не пришлось – тот отобрал крысу у какого-то доходяги, и Гончая, как и накануне, отдала половину своего улова священнику.

– Что ты шептал, когда сидел возле умирающего старика? – спросила она за едой.

– Я молился, сестра, – ответил тот.

– Думаешь, он тебя слышал?

– Я разговаривал не с ним. Молитва – это обращение к Богу.

– И о чем же ты просил своего бога, поп?

– Чтобы Господь облегчил страдания этого несчастного и принял к себе его грешную душу.

Рассуждения о душе Гончая проигнорировала, а вот насчет страданий решила поспорить.

– Что же ты даже не попытался помочь старику, обработать его раны, например, если хотел избавить его от страданий?

– Считаешь, это помогло бы ему?

– Нет, – после недолгого размышления ответила Гончая. – Он бы все равно умер от побоев. Может, протянул лишний час, но вряд ли.

Поп вздохнул.

– Порой мы не в состоянии помочь своим ближним, но всегда можем обратиться за помощью к Богу.

– Отчего же не в состоянии? Например, я могла бы свернуть старикану шею.

Священник покачал головой – то ли осуждая девушку, то ли признавая за ней такое право.

– И ты уже делала это, сестра?

Гончая взглянула ему в глаза. Человеку с таким взглядом сложно было солгать. Но она и не собиралась.

– Однажды. Но тогда у меня был пистолет.

* * *

На пятую ночь в яме у Рыжего случилась истерика. Гончая спала, когда он схватил ее обеими руками за горло и принялся душить.

– Ведьма! Ведьма! – орал он, брызгая на нее слюной и заливая катящимися по его лицу слезами. – За что ты так со мной?! Зачем сюда привела?! Смерти моей хочешь? Так убей! Убей!

О том, что она такая же пленница, как и он сам, тот, очевидно, забыл. Но напоминать ему об этом Гончая не стала, да и не смогла бы, пока он сжимал ее шею. Поэтому выбрала более действенный способ – ударила парня ладонями по ушам. Рыжий отшатнулся и отпустил ее, но не перестал голосить.

– А-а! Больно! За что?! Пустите! Что я вам сделал?!

– Успокойся, отрок, – проснувшийся поп попытался взять его за руку.

Но тот отмахнулся, ударив священника по лицу, потом вскочил на ноги, но, натянув прикованную к ноге цепь, рухнул в гущу спящих вповалку тел. Оттуда донеслись недовольные крики и звуки новых ударов. Цепь несколько раз сильно дернули, едва не сломав Гончей лодыжку.

– А ну затихли все! Жить надоело?! – крикнула девушка в копошащуюся и брыкающуюся людскую массу.

Это не подействовало. Гончей пришлось схватиться руками за цепь, чтобы сдерживать ее натяжение.

Поп продолжал взывать к благоразумию и бормотать свои бесполезные молитвы, но с тем же успехом он мог забиться в какую-нибудь щель и помалкивать – на него никто не обращал внимания.

Возня и драка прекратились, только когда на спины сцепившихся рабов сверху свалился горящий факел. На ком-то вспыхнула одежда, у кого-то загорелись волосы. Дерущиеся отпрянули было в стороны, но их цепи перепутались между собой, и разойтись оказалось непросто. Кое-как рабы распутали свои оковы и отползли к земляным стенам. В центре, возле горящего факела, остался только изрядно помятый Рыжий. Разорванный в драке свитер и майка сползли с его плеча, которым он несколько дней назад напоролся на ржавый край железной бочки. Гончая увидела на этом месте сочащуюся гноем открытую рану, а вокруг нее – вздувшийся багровый нарыв. Причем воспаление уже распространилось на спину и на шею парня.

Гончей не требовалось специальных медицинских знаний, чтобы понять, что происходит с Рыжим. На своем веку она повидала немало таких гноящихся ран. Знала и название объединяющей их страшной, практически всегда смертельной болезни – гангрена!

К утру у него подскочит температура, если уже не подскочила. Скорее всего, его истерика – результат именно этого. К вечеру он будет стонать от боли, а на следующий день, если доживет, мечтать о смерти. Гончая вздохнула. Она не считала Рыжего своим товарищем, тем более другом. Она даже не знала его настоящего имени, но ей все равно было жаль беднягу.

Вскоре по опущенной сверху лестнице быстро спустились несколько надсмотрщиков с горящими факелами в руках и советник Харона по прозвищу Коготь. Он обвел хмурым взглядом притихших узников и безошибочно указал на Рыжего.