Суд идет. О судебных процессах прошлого. От античности до новейшей истории - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Кузнецов cтр.№ 5

Эта челобитная, или, как тогда говорили, «слезница», была записана грамотным посадским человеком со слов содержащегося под стражей в Белозерском уезде Великого княжества Московского крепостного Якова Феоктистова, принадлежащего служилому человеку Ивану Елизарьевичу Коротневу. Всего по указанному делу проходили пять человек: сам Яков, или Якушка, обвиненный в хранении табака; пытавшиеся в пьяном виде отбить его при аресте земляки Иудка Григорьев и Фочка Федотов с сыном Федькой; а также прихваченный за компанию крепостной того же Коротнева Игнашка Васильев, у которого были обнаружены в нательном мешочке подозрительные «корешишко и травишки». Обвинителем честно́й компании выступил некий Зинка (Зиновий) Лаврентьев, которого различные документы дела именуют когда иноземцем, а когда – приставом, то есть, выражаясь современным языком, полицейским чиновником. Судя по упоминанию обвиняемым Якушкой «новокрещенности» Зинки, тот прибыл из католической или протестантской страны (неправославных христиан, желающих принять русское подданство, тогда «перекрещивали»), а фамилия-отчество Лаврентьев, т. е. «сын Лавра», и отсутствие каких-либо упоминаний о языковом барьере наводит на мысль о его этническом русском происхождении – скорее всего, Зинка переселился из Великого княжества Литовского, входившего в состав Речи Посполитой. Помимо него в деле упоминаются также его «товарищи» Афонька Пинаев и Ивашка Спирин, то есть «операцию» проводила целая полицейская группа.

«В приказной избе» (С.Иванов, 1907)

СУД ДА ДЕЛО

Разбор дела, как и положено, осуществлял в приказной избе (местной администрации) назначенный царем и Боярской Думой воевода. В описываемое время эту должность в Белозерском уезде отправлял Илья Дмитриевич Загряжский, принадлежавший к хорошо известной фамилии, представители которой уже несколько поколений верно служили московским царям (так, например, его отец Дмитрий Иванович был в свое время можайским воеводой).

В случае с «корешишком и травишками» следствие разобралось быстро: для освидетельствования подозрительных объектов был вызван сведущий человек из местных, который дал заключение, что «корешишко де именуется девятины, от сердечныя скорби держат, а травишко де держат от гнетишныя скорби (по-видимому, тоски. – А.К.), а лихого де в том корнишке и в травишке ничего нет». Это подтверждало показания самого Игнашки Васильева, утверждавшего, что он носил с собой девясильный корень и собранную в огороде траву, названия которой он не знает. Это, впрочем, не уберегло подследственного от наказания батогами, «чтоб впредь неповадно было коренья и травы носить». Обвинение же против Якушки Феоктистова представлялось неизмеримо более серьезным – ведь ему вменяли не какие-то сомнительные «травишки», а зелье вполне определенное; во всех смыслах слова дело его было – табак.

БОРЬБА С КУРЕНИЕМ, XVII ВЕК

Трудно сказать определенно, откуда именно табак попал на Русь. Наиболее вероятной представляется версия, согласно которой он пришел из Крымского ханства непосредственно или же через украинских казаков – среди них употребление табака было в XVII веке широко распространено. Например, известная народная песня о Петре Сагайдачном, ставшем гетманом где-то на рубеже XVI и XVII веков, упоминает, что тот «проміняв жінку на тютюн та люльку», то есть на табак и трубку.

Отношение властей к табаку было резко негативным. Уже во времена первого царя из династии Романовых за «питие» табака следовало суровое наказание, о чем упоминает законодательство того времени: «Да в прошлом во сто четыредесять втором году, по указу блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Михаила Феодоровича всеа Русии на Москве и в городех о табаке заказ учинен крепкой под смертною казнью, чтобы нигде русские люди и иноземцы всякия табаку у себя не держали и не пили, и табаком не торговали». Это могло быть связано как с религиозными соображениями (испускающий дым уподобляется дьяволу), так и с практическими: московский пожар 1634 года, по официальной версии, был спровоцирован неосторожным обращением с курительным приспособлением. Впрочем, в первые годы царствования Алексея Михайловича, когда правительство прилагало лихорадочные усилия по изысканию новых источников пополнения казны, табак легализовали и обложили акцизом; однако уже в Соборном Уложении 1649 года борьбе с курением посвящена значительная часть XV главы. Кара предусматривалась максимальная: «Чинити наказание болшое бес пощады, под смертною казнью, и дворы их и животы имая, продавати, а денги имати в государеву казну».

При этом законодатель пытался подробно описать все возможные случаи, чтобы снабдить своих зачастую малограмотных судей единообразными алгоритмами: рассмотрены отдельно случаи покупки табака у литовцев, у русских и у находящихся на русской службе иностранцев; так же подробно расписано, что надлежит делать, если подозреваемые заявят, что табак они нашли или что им его подкинули. В последнем случае (надо думать, не таком уж редком) полагалось «их с теми людми, которые их привели ставить с очей на очи (проводить очную ставку. – А.К.) и роспрашивать. И буде дойдет до пытки, и их пытать, а [если] с пытки они на себя ничего говорить не учнут, и против того пытать тех людей, которые привели. Да буде те люди, которые привели с пытки повинятца, что тех приводных людей табаком они подкинули, и им за такое воровство, сверх пытки, чинить наказанье, бить кнутом на козле, чтоб им и иным таким впредь неповадно было так делать».

Но, как известно, одно дело закон, другое – «правоприменительная практика»…

«…ЧТОБ ВПРЕДЬ НЕПОВАДНО БЫЛО…»