– Что?
– Я не ЗНАЮ!
Он ее отпустил и толкнул. Кей, рыдая, упала на пол, из носа текли сопли и кровь. Раздался почти музыкальный звон, и, оглянувшись, Кей увидела склонившегося над ней Тома. Он разбил еще одну вазу, на этот раз из уотерфордовского хрусталя
55. Вазу он держал за основание, а зазубренный скол находился в нескольких дюймах от ее лица. Она как загипнотизированная уставилась на острия.
– Вот что я тебе скажу. – Слова вылетали между вдохами и струями теплого воздуха. – Ты сейчас говоришь мне, куда она поехала, или тебе придется собирать лицо с пола. У тебя есть три секунды, может, меньше. Когда я злюсь, время для меня идет быстрее.
«Мое лицо», – подумала она, и эта мысль заставила сдаться… или, если угодно, сломала ее: мысль о том, что этот монстр изрежет ее лицо «розочкой» из уотерфордовской вазы.
– Она поехала домой. – С губ Кей сорвалось рыдание. – В родной город, Дерри. Город называется Дерри, в штате Мэн.
– Как поехала?
– На автобусе до Милуоки. Оттуда собиралась лететь.
– Паршивая, вонючая блядь! – воскликнул Том, вставая. Прошелся по гостиной, вцепившись руками в волосы, и без того торчащие во все стороны. – Эта манда, эта блядь, эта похотливая сука! – Он взял изящную деревянную скульптуру (мужчину и женщину, занимающихся любовью), которую Кей купила еще в двадцать два года, и запустил в камин, где она разлетелась в щепки. Глянул на свое отражение в зеркале над камином, постоял с широко раскрытыми глазами, будто смотрел на призрак. Достал что-то из кармана пиджака, в котором пришел, и она увидела, не без удивления, что это книга в обложке карманного формата. На лицевой стороне буквы из красной фольги складывались в название – «Черная стремнина». Картинка изображала нескольких молодых людей, стоящих на высоком обрыве над рекой.
– Кто этот хрен?
– А? Что?
– Денбро. Денбро. – Он потряс перед ней книгой, потом стукнул по лицу. Щеку пронзила боль, и по ней разлилось жаркое тепло, как от печи. – Кто он?
Кей начала понимать.
– Они дружили. В детстве. Они выросли в Дерри.
Он снова ударил ее книгой, на этот раз по другой щеке.
– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Пожалуйста, Том.
Он перетащил через нее антикварный (восемнадцатого века), с изящными изогнутыми ножками стул, развернул. Сел. Его злобное лицо смотрело на нее поверх спинки.
– Слушай меня. Слушай своего дядю Тома. Ты на это способна, сжигавшая бюстгальтеры сука?
Кей кивнула. Она чувствовала в горле вкус крови, горячий и медный. Плечо горело. Она молила Бога, чтобы все ограничилось вывихом, не переломом. Но ведь этим могло не ограничиться. «Мое лицо, он собирался порезать мне лицо…»
– Если ты позвонишь в полицию и скажешь, что я сюда приходил, я буду все отрицать. Ты ни хрена не докажешь. У твоей служанки выходной, так что мы тут вдвоем. Конечно, они все равно могут меня арестовать, все возможно, так?
Она почувствовала, как кивает, словно голова дернулась на веревочке.
– Конечно, могут. И как только меня выпустят под залог, я приду сюда. Потом они найдут твои груди на кухонном столе, а глаза в аквариуме. Ты меня поняла? Ты поняла, о чем говорит твой дядя Томми?
Кей опять расплакалась, веревочка, привязанная к голове, вновь заработала. Голова опускалась и поднималась.
– Почему?
– Что? Я… я не позвоню.
– Очнись, ради бога! Почему она уехала?
– Я не знаю! – Кей чуть ли не кричала.
Том погрозил ей вазой-розочкой.
– Я не знаю, – уже тише повторила Кей. – Пожалуйста. Она мне не сказала. Пожалуйста, больше не бей меня.
Он швырнул вазу в корзинку для мусора и встал.
Ушел, не оглядываясь, наклонив голову, здоровенный, неуклюжий, медведеподобный мужчина.
Она метнулась следом за ним и заперла дверь. После короткой передышки как могла быстро (насколько позволяла боль в животе) похромала наверх и заперла стеклянные двери на террасу: вдруг у него возникло бы желание залезть на террасу по колонне и войти в квартиру этим путем. Конечно, ему крепко досталось от Бев, но ведь он совершенно обезумел.
После этого Кей первый раз подошла к телефонному аппарату и вспомнила слова Тома, едва взялась за трубку.
«Как только меня выпустят под залог, я приду сюда… твои груди на кухонном столе, а глаза в аквариуме».
Она рывком убрала руку.
Пошла в ванную. Посмотрела на текущий нос-помидор, заплывший глаз. Она не плакала. Стыд и ужас, которые она испытывала, сушили слезы. «Ох, Бев, я сделала все, что могла, – думала она. – Но мое лицо… он сказал, что изрежет мое лицо…» В шкафчике-аптечке нашлись дарвон и валиум. Она никак не могла решить, чему отдать предпочтение, и в итоге приняла по таблетке каждого. Потом пошла в больницу «Сестры милосердия», чтобы получить первую медицинскую помощь, и встретилась со знаменитым доктором Геффином, единственным мужчиной, которого ей не хотелось бы видеть стертым с лица земли.
Оттуда потащилась домой, снова домой, тра-ля-ля.
Подошла к окну спальни, выглянула. Солнце висело над горизонтом. На Восточном побережье сгущались сумерки – в Мэне было почти семь вечера.
«Насчет копов ты решишь позже. Сейчас главное – предупредить Беверли.
И все бы существенно упростилось, – подумала Кей, – если бы ты сказала мне, где остановишься, Беверли, любовь моя. Наверное, ты не знала сама».
Уже два года бросив курить, Кей держала пачку «Пэлл-Мэлл» в ящике стола на всякий пожарный случай. Достала сигарету, закурила, поморщилась. Последний раз она брала сигарету из этой пачки в декабре 1982 года, а эта затхлостью не уступала конституционной поправке о равноправии мужчин и женщин, пылящейся в сенате штата Иллинойс. Кей сигарету тем не менее выкурила, щуря один глаз от дыма. Второй и так оставался сощуренным, спасибо Тому Рогану.
Левой рукой (этот сукин сын вывихнул ей плечевой сустав правой), она набрала номер «Информационной службы штата Мэн» и попросила дать названия и телефоны всех отелей и мотелей Дерри.
– Мэм, на это уйдет время. – В голосе оператора слышалось сомнение.
– На это уйдет даже больше времени, сестричка, – ответила ей Кей. – Мне придется все записать моей глупой рукой, потому что умная отправилась в отпуск.
– Обычно мы…
– Послушайте меня, – мягко оборвала ее Кей. – Я звоню из Чикаго и пытаюсь найти мою подругу, которая только-только ушла от мужа и поехала в Дерри, где родилась. Он вытащил из меня эти сведения, потому что зверски избил. Этот человек – псих. Она должна знать о том, что он едет в Дерри.