– Может, она догадывается, что я ее расколола, – пожала плечами Настя. – Вот и не хочет лишний раз подставляться. Думает, раз пришьет и меня руками врачихи, то никто больше на нее ничего не подумает.
– Весьма сомнительно, – протянула я. – Что-то слишком много крови в этой истории. Если убивать всех людей, которые не очень хорошо к тебе относятся, так и полгорода прирезать можно. Мне кажется, ты перегибаешь палку.
– Я точно знаю, что меня пытаются убить! – стояла на своем Настя. Похоже, у девчонки паранойя, определила я.
– Так ты сама же хотела счеты с жизнью свести, – напомнила я ей. – Своей голодовкой.
– Вначале хотела, депрессия у меня была, – призналась Настя. – Когда деньги стали требовать, откуда я такую сумму возьму! Хоть век работай, а не наберу. Да и несправедливо все это – я и копейки чужой не возьму, а она, сменщица эта, Любка, все так вывернула, будто я виновата! Знаешь, каково это, когда тебя незаслуженно обвиняют, тюрьмой угрожают?! У меня там нервный срыв случился, крыша поехала, вот от безысходности и решила – лучше умру, а вкалывать на них всю жизнь и за решетку садиться не буду. Все ждала, что сердце не выдержит повторной голодовки – Антон Николаевич говорил бабушке, что обычно среди анорексичек умирают те, которые повторно срываются, ну не едят ничего. Вроде с сердцем проблемы, ну и все, кранты. Только бабушка мгновенно поняла все и врачу позвонила, я не хотела ложиться. Меня силком сюда запихнули, а тут на тебе – Антон Николаевич вскоре уехал. А потом я поняла, что тут гадости творятся, лучше бы я спокойно от сердечного приступа дома умерла. Такую смерть, как они готовят, врагу не пожелаешь. Делают из человека растение, он валяется, ничего не соображает, как в коме. Ну и помирает, хотя смерть, по-моему, гораздо лучше, чем такое.
– Тогда зачем ты таблетки пьешь? – изумилась я. – Раз думаешь, что они дают нечто запрещенное?
– А как не пить-то? – посмотрела на меня Настя как на сумасшедшую. – За нами медсестры смотрят, чтобы мы при них глотали. В комнате пить не разрешают.
Да, подруга, вроде логические цепочки какие-то строишь, а до такой ерунды, как обман надсмотрщиков с пилюлями, не додумалась. Ладно, будем учить девчонку методам грамотного обдуривания медсестры и санитарок.
– Вот что мы с тобой сделаем, – зашептала я на ухо своей новоиспеченной подружке. – Таблетки твои проверить надо. Помнишь, как называются лекарства, которые тебе дают? Врач называл их, может, бабушка в курсе?
– Я только одно название знаю, и то случайно услышала, – немного подумала Настя. – Которые после обеда выдают, они такие, маленькие, синие. Кажется, антипсихотик или антидепрессант, я не очень знаю разницу. Но название точно запомнила – «Кварилипин». Потому что мне после первой выписки их прописывали, по рецепту только продаются. Дорогущие, зараза, но куда деваться.
– То есть ты их пила уже дома, так? – уточнила я. – После таблеток ты как себя чувствовала? Когда не в больнице находилась?
– Ну, я их пила, если понервничала сильно или приступ депрессии или тревоги начинался, – перечислила Казакова. – Это не снотворное, а вроде успокоительного. То есть спать не хочется, если, конечно, усталости нет, но как-то лучше себя чувствовала. Тревога проходила точно.
– А сейчас, после того как ты их пьешь, что происходит? Только постарайся все вспомнить, ладно?
– В больнице мне хуже после них, – призналась Настя. – Выпью после обеда лекарство, которое они выдают за «Кварилипин», и хожу как пьяная или после наркоты какой. Вроде совсем не вырубает, но состояние дурацкое. A иногда под действием всяких таблеток могу сделать что-то ужасное, а потом не помню зачем. Или в забытьи каком-то нахожусь.
– А что, например, ты делала? – задавала я один вопрос за другим. – Можешь что-нибудь вспомнить?
– Очень жуткие вещи, – заколебалась девчонка. – Я не хочу рассказывать, лучше не спрашивай.
– Да пойми ты, это очень важно! – горячо заверила я собеседницу. – Если будешь молчать, я не смогу тебе помочь! Нужно знать действие этих лекарств, а так мы будем только догадки и предположения придумывать, не более. Если все расскажешь, и Вера Ивановна, и Анна Викторовна получат по заслугам! Ты же хочешь, чтобы они ответили за свои противозаконные действия?
– Хочу, конечно, – понурилась Настя. – Но я никому этого не рассказываю, и даже Антону Николаевичу не расскажу, хотя он очень хороший и мне нравится.
– Мне ты можешь рассказывать все, – авторитетно заявила я. – Знаешь, кто я по специальности? У меня их несколько, но одна из них – психолог. Наш институт окончила, так что ко мне люди и не с такими проблемами обращаются!
– Да ну? – не совсем поверила Казакова моему вранью. Меня это ни капли не смутило – я принялась перечислять все существующие и придуманные только что мною психозы, с которыми ко мне обращались люди.
– А что ты тогда тут делаешь? – все еще сомневалась Настя. – Раз другим помогаешь, что сама-то со своей болячкой не справилась?
– Ну, знаешь же поговорку – сапожник без сапог, – мигом нашлась я. – В моем случае нужен не психолог, а психотерапевт – такой, как Антон Николаевич. Я ему доверяю, как и ты. Но это к делу не относится. Что ты делала после странных таблеток, которые тут дают?
– А ты никому не расскажешь? – шепотом спросила Настя. Я поклялась всем, чем могла, что унесу ее тайну в могилу.
– Ладно, – наконец сдалась девчонка. – В общем, это ужасно, но это не я, а таблетки! Когда мне один раз дали таблетки, я села за стол – хотела порисовать. Там никого не было – ни санитарок, ни больных. А только лежала плитка шоколада – может, кто медсестре подарил, или кто-то из пациентов оставил. В общем, я не знаю почему, но я открыла ее и всю спорола! Представляешь – всю! Я же сладкое и мучное не ем – от этого поправляются, максимум что позволяю себе – это выпить какао, и то очень редко, потому что тоже сладкое. И ругаю себя за это, потом неделю пью чай и кофе без сахара, чтобы в жир не отложилось. И ладно бы, одну дольку – я съела плитку целиком! Такого со мной давно уже не случалось. И я не осознавала, что делаю, спокойно выкинула обертку, села рисовать. Немного почертила карандашом и устала, легла спать. Долго еще думала, что мне приснилось все – как я поедаю шоколад, выкидываю обертку. Хотя и сомневалась, поэтому пошла в туалет, проверить. Надеялась, что не найду этикетку – тогда точно все привиделось. И представляешь – она лежала скомканная в мусорке, я запомнила, что там был нарисован орех и изюм. Я тогда чуть с ума не сошла.
Я даже не знала, смеяться мне или плакать. Если бы Настя не рассказывала мне эту историю с неподдельным стыдом и ужасом, я решила бы, что она просто шутит – вот трагедия, человек съел плитку шоколада! Да я периодически лопаю пирожные, не то что шоколад – например, когда читаю или над расследованием думаю, чтобы, так сказать, мозги лучше работали. И не придаю этому никакого значения – съела и забыла. А тут – горе великое, устраивать себе нравственные страдания из-за какой-то пустячной плитки! Что говорить, у девчонки явно с головой непорядок.