Похищение Эдгардо Мортары - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Керцер cтр.№ 98

Через четыре дня Пий IX дал собственный ответ на утрату Болоньи и Романьи: обнародовал указ, отлучавший от церкви всех, кто был причастен к «пагубному восстанию» в этих провинциях. Они лишались всех привилегий, какие предоставляла церковь, и могли получить отпущение грехов только после того, как «публично отрекутся от всего, что они тем или иным способом сотворили», и вернут отчужденные земли в те политические образования, к которым они относились ранее ^[335]. Таким образом, судьи болонского суда были заранее предупреждены о том, что может ожидать их, если они вынесут сидевшему в тюрьме монаху обвинительный приговор. Фарини, который отдавал приказ об аресте отца Фелетти, и Курлетти, который, будучи начальником полиции, забирал монаха из монастыря и сажал его в темницу, уже были изгоями в глазах церкви. Судьи же находились в более двусмысленном положении.

Судьи отнюдь не были революционерами, поскольку элита нового режима в Болонье не слишком отличалась от старой. Революционное восстание разрушило не прежний порядок общественных и экономических привилегий, а тот политический режим, который давно уже сделался анахронизмом и не устраивал европейскую элиту. Переворот возглавляли не поборники какого-нибудь нового общественного или экономического порядка, и уж тем более он не был результатом крестьянского или протопролетарского бунта. И если в новой политической верхушке Болоньи присутствовало несоразмерное большинство представителей старой знати (среди которых был и кузен Наполеона, Джоаккино Пеполи), то ровно то же самое относилось и к городской судебной власти. Калчедонио Феррари — глава коллегии шести судей на процессе по делу бывшего инквизитора — был графом, как и другой его товарищ, судья Акилле Мази. Третий член коллегии, Карло Маццолани, был бароном.

16 апреля началось заключительное заседание суда над отцом Фелетти, и председатель, граф Феррари, прочитал вслух молитву. В этот день прокурор изложил свои последние доводы, а затем Франческо Юсси произнес волнующую речь в защиту подсудимого. Судьи гуськом вышли из зала суда, удалившись для совещания. Обсуждали дело они совсем недолго. Когда они вернулись в зал, судья Феррари зачитал вынесенное решение:

Когда суд выносил свое решение, шум из-за похищения еврейского мальчика в целом уже стих. Для либералов и противников мирской власти папы, принимавших живое участие в этом деле, история начала вершиться слишком быстро: события вели к объединению Италии, о котором они так давно мечтали. Им просто стало не до Эдгардо и не до участи инквизитора. Протестовать мешало и то, что решение принималось судом нового режима. По сути, это был один из первых судебных приговоров, вынесенных на территории бывших легаций, которые отныне находились под контролем короля Виктора Эммануила.

Были и другие причины тому, что освобождение отца Фелетти не вызвало в Италии заметного возмущения. Всего неделей ранее, когда восстание на Сицилии было подавлено вооруженными силами Королевства обеих Сицилий, Гарибальди объявил, что прислушается к мольбам сицилийских революционеров и двинется им на помощь, собрав армию добровольцев. Это встревожило Виктора Эммануила и Кавура, которые опасались за судьбу своих тщательно подготовленных дипломатических договоренностей. Но больше всего они боялись, что движение за объединение Италии выскользнет из их рук и выродится в социальную революцию. Они сделали все возможное, чтобы помешать Гарибальди отплыть на Сицилию, а одновременно бросили все силы на сплочение собственных сторонников — как на территории своего недавно разросшегося королевства, так и при дворах других европейских стран. Лобовая атака на церковь была им совсем ни к чему, и хотя папа римский более чем ясно давал понять, что возмущен присоединением его прежних северных владений к их государству, все равно и король, и его премьер-министр старались выглядеть добрыми католиками, желающими жить в ладу с церковью.

С евреями все обстояло иначе. Для них арест инквизитора стал и торжеством их правоты, и долгожданным возмездием. Крупная итальянская еврейская газета, L’educatore israelitico, рассказывая о приговоре, метко назвала процесс по делу монаха «судом настоящего над прошлым». Журналисты признавали, что на кону стоят более высокие политические цели. «А потому, — замечал автор статьи, — почти внезапно и неожиданно завершается процесс, который, пожалуй, был затеян неразумно, потому что никто не предвидел его успешного завершения, а может быть, такого завершения даже расчетливо желали избежать» ^[337]. Главный редактор Archives Israélites — газеты, возглавлявшей французскую кампанию по освобождению Эдгардо, — занял сходную философскую точку зрения. «Во всяком случае, — писал он, — этот приговор демонстрирует беспристрастность суда… А в остальном, — заключал он, давая понять, что есть цели и повыше, чем судьба болонского монаха, — что толку наносить удар руке, если в данном случае нападение обдумывала, вынашивала и одобряла голова, направлявшая руку?» ^[338]

Когда отец Фелетти, продолжавший молиться в своей тюремной камере, получил известие о решении суда, он возблагодарил Господа за явленное ему милосердие и отправился обратно в Сан-Доменико. Архиепископ, который к тому времени уже серьезно заболел, тоже был благодарен судьям за освобождение монаха, но его собственное положение не стало легче. Ему как раз сообщили о том, что король Виктор Эммануил, желая отметить присоединение Романьи, через две недели планирует триумфальное посещение Болоньи. Наверняка всем хотелось создать более благоприятную атмосферу для королевского визита, чтобы тень башни с томящимся в ее застенках монахом не омрачала празднества. Власти планировали торжества, которые ознаменуют первое посещение монархом его новообретенных земель, и, как обычно, нуждались в услугах местных священников, чтобы те совершили подобающие случаю религиозные обряды.

26 апреля кардинал Вьяле-Прела отправил адъютанту короля письмо с дурным известием: ни один священник, находящийся у него в подчинении, не примет участия в празднествах. Его священный долг, писал кардинал, сделать все, что в его силах, чтобы «сохранить целостность папских территорий, особенно территории Эмилии». Он не может выполнить распоряжение правительства осветить все церкви в вечер королевского визита: «Я бы предал свою совесть и постыдно попрал собственные торжественные обеты, я бы отрекся от всех правил чести… и обесчестил бы себя на всю оставшуюся жизнь». Далее он пояснял: «Эту иллюминацию устраивают в честь верховной власти его величества над этими землями. Если я распоряжусь осветить церкви, тем самым я признаю власть короля». Кардинал выражал надежду, что король позаботится о том, чтобы его (кардинала) оградили от оскорблений и нападок, какие обрушивались на него предыдущим летом, когда он принял сходное решение в связи с триумфальным въездом в Болонью Массимо д’Адзельо. Он не в состоянии поверить, писал он, «что его величество потерпит, чтобы прямо у него на глазах епископа, кардинала оскорбляли только из-за того, что он отказывается поступать вопреки своему священному долгу». Он добавлял, что достаточно будет всего одного слова короля, чтобы предотвратить подобные возмутительные выходки со стороны людей, «жаждущих лишь скандалов и беспорядков» ^[339]. Отослав это письмо, тяжелобольной архиепископ в тот же день покинул город и уехал в Апеннины — дышать целебным горным воздухом. 1 мая, когда в Болонью въехал Виктор Эммануил, кардинала в городе не было.