Легенда о Смерти - читать онлайн книгу. Автор: Анатоль ле Бра cтр.№ 8

Пруд

Жан Тремье из деревни Кергонь, что недалеко от Кемпера, всю неделю бывал работящим батраком, но как воскресенье, так это чудо, если он не засидится до поздней ночи за стаканчиком в корчме Пенара, в его приходе. Чаще всего приходилось ужинать без него. Иногда его еще ждали, когда уже и миски были вымыты, и молитва прочитана. Тогда Перина, его хозяйка, приказывала дочке Жозик: «Одень-ка плащ да иди за своим пьяницей-отцом, а то он, чего доброго, оставит свои ноги в кабаке или утопнет в пруду». Действительно, у дороги в старом брошенном карьере был пруд. Вот почему Жозик подчинялась всегда нехотя. Она заранее боялась, что ей придется идти мимо этой громадной ямы с водой, где, говорят, видели «ночных призраков» и откуда слышались «страшные звуки». Но все-таки она шла, потому что за недовольную гримасу мать могла ее и побить; и потом, она очень любила своего отца, он всегда был ласков с нею, и если ее посылали за ним, ей не нужно было его долго тянуть за куртку, чтобы заставить вернуться домой.

Ну так вот, в тот вечер луна светила ярко и пруд, обычно темный, блестел, как новая монета. Поэтому Жозик, вместо того чтобы, как обычно, отвернуться, когда шла мимо, взглянула в сторону воды. Она немало удивилась, увидев на том берегу пруда прачку, она стояла по колено в деревянном корыте и, засучив рукава, готовилась стирать белье. Девочка не различила ее лица; но, так как на ней был чепец и местная крестьянская одежда, Жозик решила, что это кто-то из нашего прихода. И она осмелилась окликнуть ее, как было заведено.

— Вы, кажется, стираете? — сказала она.

— Да, Жозик, — ответила женщина, назвав девочку по имени, словно она ее знала.

— Не очень-то подходящее время вы для этого нашли, — сказала девочка, еще больше успокоившись.

Женщина ответила:

— В нашем ремесле не выбирают.

— Срочная работа?

— Да, Жозик, это саван, в котором завтра похоронят того, за кем вы идете.

И, сказав это, женщина развернула перед нею покров, который становился все шире и шире, пока не закрыл собою весь пруд.

Жозик, обезумев от страха, со всех ног бросилась в село. Запыхавшись, она вбежала в лавчонку, куда, как она знала, отец обычно делал свой «последний заход», словно во время крестного хода. Она была уверена, что найдет отца мертвым; но совершенно успокоилась, увидев, что отец даже не был так пьян, как обычно. Поддерживая его, она потащила отца домой. Когда они подошли к воде, там уже не было ни прачки, ни покрова. Жозик подумала: «Это была какая-то соседка, ручаюсь. Ей не хотелось, чтобы видели, как она стирает в воскресенье, в такое время, она побоялась, что я ее узнаю, и стала говорить мне все эти страшные вещи, чтобы я убежала». И поэтому Жозик ничего не сказала ни отцу, ни матери, тем более что та уже легла спать, когда они вернулись. И Жозик спокойно стала укладываться в постель, а ее пьяница-отец, как всегда, уселся в уголке возле очага, чтобы съесть свой ужин, заботливо оставленный ему в теплой печи... Что произошло потом? Бог его знает. Только Перина вдруг проснулась ночью и увидела, что мужа рядом нет. Она окликнула его сердито, думая, что он заснул, сидя на табуретке у огня. Но он не отвечал, и она встала, чтобы его растолкать. При свете лучины, которая продолжала гореть, она увидела, что он держит на коленях почти полную миску. Он и правда спал, но только таким сном, когда уже не хочется ни есть, ни пить — последним сном! Doué da bardono d'an anaon! Помилуй, Господи, его душу!

Затяжечка Жозона Бриана

Жозон Бриан жил тогда в Кермаркере. Я вам говорила, что ему было лет шестьдесят. У него водилась привычка после ужина и молитвы посидеть в уголочке у очага и хорошенько затянуться табачком. Тем вечером, когда он собрался набить свою трубку, он заметил не без досады, что в его кисете осталось табаку лишь несколько крошек.

Жена ему и говорит, с кровати, где она уже лежала:

— Оставь ты это, ради Бога, Жозон. Завтра выкуришь свою трубку с большим удовольствием.

— Не в моем возрасте менять привычки, — отвечает ей фермер.

— Подумай, все в доме уже спать улеглись.

— Тем хуже! Сам пойду в село за табаком.

Как сказал, так и сделал.

В село Пенвенан надо идти мимо Барр-ан-Еоль, а вы знаете, что это место плохое. Есть у нас поверье, что на перекрестке дорог припозднившихся людей подстерегает groac’h — старуха-колдунья. Многим она причиняла зло. Не доходя до этого места, Жозон Бриан на всякий случай снял сабо и пошел босиком, чтобы не привлечь внимания старухи.

Он уже миновал белый межевой камень, на котором обычно сидела колдунья из Барр-ан-Еоль, как увидел четырех мужчин, которые несли гроб.

«Что это за ночные похороны?» — подумал Жозон. Он сначала было хотел остановить носильщиков и спросить, но, поразмыслив, предпочел пропустить их, молча стоя у канавы.

В селе он застал торговца еще на ногах, купил у него табаку и вернулся домой. Возвращаясь, он снова прошел через Барр-ан-Еоль без помех. Гроак’х — колдунья, видно, была занята другими. Выйдя на вязовую аллею, которая вела от дороги к усадьбе Кермаркер, он слегка удивился, увидев, что ворота открыты; он был уверен, что, уходя в село, закрыл их за собою. Он всегда этого требовал от своих рабочих на ферме и сам никогда не упускал сделать из-за всякой живности — лошадей, коров, баранов, которых люди из Пенвенана слишком охотно пускали пастись в его владениях.

Он тихонько выбранился, свел друг с другом концы загородки и прочно скрепил их цепью. После этого он двинулся дальше по аллее, идя в глубокой тени от деревьев и думая о доброй затяжке табачку, которую он сейчас сделает у очага, протянув ноги к еще горячим угольям. Он воистину заслужил это!

Но, войдя во двор, он застыл от изумления. Гроб, с которым он только что встретился, стоял поперек двери, а четверо мужчин неподвижно застыли по обе стороны от него — по двое у каждого конца.

Жозон Бриан не был трусом. Он воевал во времена «Старого» Наполеона ^[14]. Он шагнул прямо к мужчинам.

— Вы ошиблись адресом, — сказал он им, — здесь никто не заказывал домовину.

— Тот, кто нас послал, никогда не ошибается! — в один голос ответили они. И казалось, что этот голос шел из земли мертвых.

— Ну это мы сейчас узнаем! — воскликнул Жозон Бриан.

Он перешагнул через гроб и открыл дверь. Но только он переступил порог, как вдруг споткнулся и испустил долгий вздох. Когда его подняли, вся кровь вытекла у него из носа. Он успел еще рассказать, что с ним случилось, и сообщить свои последние желания, лишь не успел сделать свою последнюю затяжечку. Говорят, что это ее он требует всякий раз, как дымит печь в Кермаркере.

Похороны

Мари Крек’хкадик, девушка лет пятнадцати-шестнадцати, прислуживала на ферме Кервезенн, в Бриё. Неподалеку от Кервезенна в одинокой хижине тихо угасал слепой старик, который по бретонским понятиям приходился Мари дядей, и она иногда ходила его навещать.