Нынче, как подозревала Шелли, «У Хизер-Мэри-Мари» больше всего походил на добрую бакалейную лавку времен фронтира на Диком Западе. Хотя имел гордое название «Магазин подарков». Шелли хорошо была с ним знакома, потому что проработала здесь несколько сезонов, с того времени как ей исполнилось пятнадцать, и до отъезда из долины.
Это была идея Джоша. Шелли не могла забыть иронию и терпение в его глазах, когда он впервые заговорил об этом. «Послушай, малыш, – сказал он, – ты только что приехала домой из пансиона, и я знаю, что ты запланировала на лето массу вещей, совершенно не включающих в себя работу в магазине. Но подумай: тебя почти год не было в долине и ты потеряла с ней контакт. Работая в магазине, ты получишь шанс встретить гораздо больше людей, чем три-четыре теперешние заветные подруги. – И, глядя на ее негодующее личико, добавил: – Давай договоримся: ты попробуешь поработать здесь две недели. И если в конце этого срока возненавидишь это занятие, я отпущу тебя на волю». Шелли улыбнулась, вспоминая тот разговор. После первоначального взрыва досады она полюбила эту работу. И Джош оказался прав. В магазине ей пришлось общаться практически со всеми жителями долины. И это помогло укрепить связь с родиной.
Работать в магазине «У Хизер-Мэри-Мари» оказалось интересно, и Шелли с удовольствием вспомнила последнее лето, когда его хозяйка, Клеопатра, брала ее с собой на торговые выставки и помогала выбирать подарки для продажи. В лавке-универмаге торговали не только подарками. На нескольких полках размещались книги, ботинки, носки и майки. На длинных стойках вдоль дальней стены висели платья с оборочками для девочек. Там же можно было сделать копии на ксероксе. А если вам нужно было новую блузку, шарф, подарок на рождение ребенка или на свадьбу, то идти нужно было только сюда. Книжки-раскраски, цветные карандаши, игрушки, кухонные и банные полотенца, часы, стеклянная посуда, наклейки, похоронные гирлянды из пластмассовых цветов, карточки и небольшой выбор конфет всегда были там под рукой. Ребенком Шелли считала, что это самое замечательное место в мире… лучше, чем Диснейленд.
Эта лавка занимала весь конец большого и длинного бревенчатого строения в центре города. Чтобы узнать последние новости, вы отправлялись к «Хизер-Мэри-Мари». Похоронные объявления по-прежнему прикрепляли к дверям лавки. Наряду с почтовым отделением, рынком Джо на южном конце города и «Магуайром», самым большим зеленным магазином долины, эта лавка была местом расклейки объявлений. Чтобы отыскать кого-нибудь в городе, вам обязательно стоило заглянуть к «Хизер-Мэри-Мари», войти в стеклянные качающиеся двери.
Припарковавшись перед бревенчатым зданием, Шелли выключила зажигание и с минуту посидела не шевелясь, просто глядя вокруг. Здание совсем не изменилось: зеленая металлическая крыша, сверкающие окна и двери, заклеенные разнообразными объявлениями – о распродаже сдобы, сборе пожарных, параде на День матери и родео, ярко выделявшимися на потемневшем дереве.
Она сидела в машине, понимая, что зря тратит время, медля, всячески откладывая волнующий момент. Затем, вздохнув, она откинула тяжелую гриву рыжевато-белокурых волос и заставила себя вылезти из «бронко», прошагала к главному входу и вошла внутрь. Старомодный колокольчик над дверью громко звякнул, возвещая о ее приходе.
Волна воспоминаний захлестнула ее. Так же полнились товарами стойки, тот же серый цемент пола, а налево – стеклянная витрина, доверху забитая украшениями: серебряными пряжками для поясов, золотыми сережками с Блэк-Хиллз, кожаными галстуками, одеколонами… А сверху, сверкая и позванивая на ветру, свисали с потолка гроздья колокольчиков. Детская радость охватила ее.
Женщина за низким деревянным прилавком напротив фасада лавки подняла глаза. Она была высокой и пышнотелой. Волосы ее были невероятного рыжего цвета, а возраст явно перевалил за шестьдесят пять, хотя, если учесть сверкающе-алую полоску помады, подрисованные брови и болтающиеся серебряные серьги, она не сдавалась годам. Долгую минуту она молчала, глядя на Шелли. Затем улыбка, широченная, сердечная, теплая, озарила ее лицо.
– Черт меня побери! – воскликнула она голосом, напоминающим звон удара монтировки о днище бочки из-под виски. – Да это же маленькая Шелли Грейнджер! Да такая взрослая! Иди сюда, девочка. Дай тебя обнять.
Шелли еле сдержала внезапный приступ слез: при звуках этого голоса воспоминания хлынули водопадом. Клеопатра Хейл была первоначально той самой Хизер-Мэри-Мари, пока не решила в восемнадцать лет, что имя у нее старомодное, и не поменяла его законным путем. Она утверждала, что Клеопатра звучит шикарнее и лучше соответствует ее облику. Пять мужей внесли в ее образ свой вклад, причем последний, пятнадцатилетней давности, подарил ей фамилию Хейл. Джош говорил, что Клео не стала больше выходить замуж, решив, что фамилия Хейл прекрасно сочетается с ее именем.
С лучезарной улыбкой на некрасивом лице Клео распростерла руки и, обогнув прилавок, заключила гостью в объятия. Растроганная Шелли утонула в ее медвежьей хватке, знакомом аромате одеколона «Чарли» и запахе сигарет «Кул».
Они довольно долго обнимались, пока Клео не оттолкнула ее.
– Пожалуй, на сегодня достаточно. Какого черта ты так долго не возвращалась? Даже по телефону не звонила… не говоря уже о визите?
Шелли, растроганная, только усмехнулась:
– Так получилось. Не могу объяснить как.
Клео фыркнула.
– Конечно. – Ее лицо смягчилось, и она лишь коротко сжала ее плечо. – Мне очень жаль Джоша. Тебе, должно быть, это тяжко далось.
Шелли кивнула:
– Спасибо. Это было… да и есть… я все еще в это не верю. – Она глубоко вздохнула. – И я возвратилась насовсем. Больше не вернусь в Новый Орлеан.
– Что ж, по крайней мере что-то хорошее вышло из самоубийства Джоша. – Клео бросила на нее быстрый оценивающий взгляд. – Здесь много дней только об этом и говорили.
Разговоры немного стихли лишь на прошлой неделе. Но о тебе ходят всякие толки… что ты станешь делать, когда явишься в город, как долго здесь пробудешь, растолстела ли и подурнела ли за все эти годы… Ну и в таком духе. Шелли ухмыльнулась:
– Ну и что скажешь, повидав меня? Что станешь всем рассказывать?
– Скажу, что ты не слишком изменилась. – Клео внимательно изучала ее лицо, блестящие голубые глазки быстро обегали лицо и фигуру. – И что все перемены к лучшему. – Клео улыбнулась. – Интересно, как позеленеет от зависти наша миссис Умней-и-Выше-Всех, Риба Стэнтон, когда услышит, что ты такая же красивая, как всегда, и остаешься здесь жить. Поверь, мне будет особенно приятно сообщить ей это.
Какое-то мгновение Шелли не могла сообразить, о ком идет речь, и с сомнением полюбопытствовала:
– Ты имеешь в виду Рибу Коллиер?
– Ее самую. Она вышла замуж за милого, беспечного и веселого парня, Боба Стэнтона, примерно одиннадцать, нет, двенадцать лет тому назад. С тех пор его счастливым не назовешь.
Бряканье колокольчика над дверью заставило обеих женщин посмотреть туда. Шелли напряглась, готовая встретить еще кого-то из прошлого, кто не будет так радостно ее приветствовать, как Клео, и тут же расслабилась, поняв, что приближавшийся к прилавку худой мужчина старше ее совсем ей незнаком. На нем была красная бейсболка, белый передник шеф-повара, надетый поверх джинсов и ковбойки, в одной руке он держал маленький коричневый бумажный пакет, который с ироническим полупоклоном положил перед Клео. Шелли еще с минуту изучала его доброе лицо, уютное, повидавшее жизнь, лохматые седеющие брони и аккуратную седую бородку клинышком. Она была уверена, что никогда раньше с ним не встречалась… Разве что семнадцать лет изменили его до неузнаваемости. Шелли отвернулась и направилась в глубь лавки.