Русская армия между Троцким и Сталиным - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 138

28 февраля 1921 года на заседании политбюро рассматривался вопрос о топливном положении в стране. Постановили:

«Вызвать немедленно в Москву тт. Пятакова и Фрунзе для переговоров с ними с целью выяснить возможность поставить одного из них во главе всего топливного дела в республике».

Так что Фрунзе мог пойти по хозяйственной части и не стал бы военным министром. Но наладить топливные дела взялся Пятаков и стал начальником Главного управления топливной промышленности в Высшем совете народного хозяйства.

Фрунзе остался на Украине командовать Украинским военным округом. Надо сказать, что Ленин холодно относился к Фрунзе, и при жизни Владимира Ильича особых перспектив у Михаила Васильевича не было. Но все изменилось после смерти Ленина, когда началась атака на Троцкого.

Михаил Васильевич Фрунзе держался в стороне от политической борьбы, но его вовлекли в эти интриги. Фрунзе сблизился с Григорием Евсеевичем Зиновьевым, который вошел в советскую историю жалким и презираемым человеком.

Никита Сергеевич Хрущев уже на пенсии вспоминал, как главный партийный идеолог Михаил Андреевич Суслов возражал против публикации повести Эммануила Казакевича «Синяя тетрадь». Казакевич писал о том, как Ленин накануне Октябрьской революции укрывался от ареста в Разливе. Вместе с ним находился его верный сотрудник Зиновьев.

Но после многих лет сталинской фальсификации истории Суслов никак не мог примириться с тем, что имя Зиновьева упоминается рядом с именем вождя.

Хрущев рассказывал:

«Разослали книгу всем членам президиума, и вопрос о ней был включен в повестку дня очередного заседания.

— Кто имеет какие-нибудь соображения? Почему эту книгу не следует печатать? — спросил я.

— Ну, товарищ Хрущев, — Суслов вытянул шею, смотрит недоуменно, — как же можно напечатать эту книгу? У автора Зиновьев называет Ленина «товарищ Ленин», а Ленин называет Зиновьева «товарищ Зиновьев». Ведь Зиновьев — враг народа.

Меня поразили его слова. Разве можно извращать действительность и преподносить исторические факты не такими, какими они были на самом деле? Даже если мы отбросим то обстоятельство, что Зиновьев враг или не враг народа, то сам факт бесспорен: действительно, в шалаше находились вместе Ленин и Зиновьев. Как же они общались между собой? Как обсуждали текущие вопросы или хотя бы разговаривали за чаем в шалаше? Видимо, называли друг друга словом «товарищ». А я даже думаю, что Ленин обращался к Зиновьеву по имени — Григорий, ведь у них были тогда близкие товарищеские отношения. В первые месяцы после Февральской революции они придерживались по всем вопросам единого мнения…»

Не только в первые месяцы после революции, а и до самой смерти Ленина Григорий Зиновьев входил в ближайшее окружение вождя и пользовался его полным расположением. Они вместе провели в эмиграции почти десять лет, вместе вернулись в Россию в апреле 1917-го, вместе написали книгу «Против течения». Зиновьев высказался против, когда Ленин предложил силой свергнуть Временное правительство в октябре, но этот знаменитый эпизод не испортил их личные отношения.

Зиновьев при Ленине был одним из самых влиятельных людей в стране. Владимир Ильич сделал его членом политбюро и хозяином Петрограда и всего северо-запада.

Кроме того, Ленин поставил Зиновьева во главе Третьего Интернационала. В те годы эта должность имела особое значение. Российские коммунисты были всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом, Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения.

При этом Григорий Зиновьев был человеком недалеким, бесхарактерным, напыщенным. В минуты опасности начинал паниковать. Оказавшись у власти, вел себя очень жестоко. Максим Горький, пытавшийся защищать питерскую интеллигенцию от репрессий, ненавидел Зиновьева.

Горький рассказывал Корнею Чуковскому о заседании, в котором участвовал хозяин Ленинграда Григорий Зиновьев:

— Ну потом — шуточки! Стали говорить, что в Зоологическом саду умерли детеныши носорога. И я спрашиваю: чем вы зверей кормить будете? Зиновьев отвечает: буржуями. И начали обсуждать вопрос: резать буржуев или нет? Серьезно вам говорю. Серьезно…

Зиновьев вел себя по-барски, наслаждаясь всеми благами жизни в голодном и нищем городе.

Корней Чуковский записывал в дневнике:

«24 ноября 1919. Вчера у Горького, на Кронверкском. У него Зиновьев. У подъезда меня поразил великолепный авто, на диване которого небрежно брошена роскошная медвежья полость… Зиновьев прошел — толстый, невысокого роста. Говорит сиплым и сытым голосом».

Федор Шаляпин вспоминает, как, устав от постоянных обысков и конфискаций, он решил обратиться к Зиновьеву.

«Долго мне пришлось хлопотать о свидании в Смольном. Наконец я получил пропуски. Их было несколько. Между прочим, это была особенность нового режима. Дойти при большевиках до министра или генерал-губернатора было так же трудно, как при старом режиме получить свидание с каким-нибудь очень важным и опасным преступником. Надо было пройти через целую кучу бдительных надзирателей, патрулей и застав».

Григорий Евсеевич наслаждался своим высоким положением, но в минуту откровенности признался художнику Юрию Анненкову, что скучает по Парижу.

«Осенью двадцать третьего года, — пишет Анненков, — мне случилось ехать в Москву с Григорием Зиновьевым (Аппельбаумом), в его личном вагоне. Глаза Зиновьева были печальны, жесты — редкие и ленивые. Он мечтательно говорил о Париже, о лиловых вечерах, о весеннем цветении бульварных каштанов, о Латинском квартале, о библиотеке Святой Женевьевы, о шуме улиц и опять — о каштанах весны.

Зиновьев говорил о тоске, овладевшей им при мысли, что Париж теперь для него недоступен. В Петербурге Зиновьев жил в гостинице «Астория», перед которой на площади — Исаакиевский собор, похожий на парижский Пантеон, построенный из сажи и купол которого Зиновьев ежедневно видел из своей парижской комнаты. Перед входом в Пантеон — зеленая медь роденовского «Мыслителя» (упрятанного нынче в музей)… Багровые листья осеннего Люксембургского сада; на скамейке — японский юноша, студент Сорбонны, размышляющий над французским томом химии или философии; золото рыб в темной влаге фонтана Медичи; осенние листья, порхающие над аллеями; эмигрантские споры за бутылкой вина в угловом бистро…

Вспоминая о Париже, Зиновьев рассказал, как Ленин, по вечерам, «бегал на перекресток» за последним выпуском вечерних газет, а ранним утром — в булочную за горячими подковками.

— Его супружница, — добавил Зиновьев, — предпочитала, между нами говоря, бриоши, но старик был немного скуповат…

Я никогда не забуду зиновьевской фразы (не имеющей, впрочем, отношения к Ленину):

— Революция, Интернационал — все это, конечно, великие события. Но я разревусь, если они коснутся Парижа!

Часа в четыре утра Зиновьев неожиданно воскликнул: