Моцарт. Посланец из иного мира. Мистико-эзотерическое расследование внезапного ухода - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Смолин cтр.№ 90

Открытый чистый лик композитора — застывшая в его образе неземная и волшебная музыка.

Я еще раз посмотрел на изображение посмертной маски Моцарта. Волосы зачесаны назад, полноватые губы чуть полуоткрыты, большой мясистый нос, глаза закрыты, голова слегка откинута назад.

Невероятно, чтобы кто-то, спустя много лет после смерти Моцарта сумел с такой точностью воплотить в бронзе Вольфганга — всю ту музыку великого маэстро, застывшую в металле!

Когда мы пили чай с Надеждой, она стала говорить о программе моего вояжа, спланированного еще Верой Лурье:

— Впереди у тебя, Макс, — Мюнхен. Тебя ждет доктор медицины Гунтер Карл-Хайнц фон Дуда. У него есть рекомендательное письмо касательно тебя, сударь, от графини. Для справки. Герр Дуда выпустил три книги о Моцарте. Он уроженец Верхней Силезии, совмещал деятельность врача-терапевта под Мюнхеном с изучением тайны гибели Моцарта. Живет недалеко от баварской столицы, в печально известном после Второй мировой войны небольшом городке Дахау. Научному исследованию этой проблемы посвящены многие работы д-ра Дуды, такие книги, как «Богом данные», «Страсти по посмертной маске Моцарта» или «Конечно, мне дали яд». Уже эти слова Моцарта, вынесенные герром Гунтером в заголовок книги и сказанные Моцартом жене во время прогулки в Пратере — его любимом венском парке — незадолго до смерти, определяют ее содержание и уверенность в справедливости подозрений великого мастера.

— У меня взята напрокат машина, — сказал я. — Идеальные немецкие дороги, несколько часов пути — и я на месте.

— Нет, так не пойдет. Когда ты в машине, за тобой легче следить. Лучше сделай так: поезжай в Берлин, сдай авто — и железнодорожным экспрессом утром ты будешь в Мюнхене.

— Никакой слежки я не заметил, — попытался оправдаться я.

— Все еще впереди, — резко выговорила Надежда и продолжила: — После Баварии тебе нужно побывать в Майнце. Там Сильвия Кернер, жена и коллега покойного Дитера Кернера. Она тоже в курсе событий, рекомендательное письмо у нее есть. После всего этого отправляйся в Вену. И тогда круг замкнется.

Я бережно вернул книги по местам, опасаясь, что мое рысканье в библиотеке поэтессы Вера Лурье может нарушить святость этой золотой комнаты. Ее комнаты, комнаты, которая с того момента, как я впервые переступил ее порог много дней — или веков? — назад, полностью и навсегда изменила мою жизнь. Разумеется, Вера Лурье знала, что я приду сюда, вторгнусь в ее мир, стану трогать ее вещи, оплетаемый по рукам и ногам паутиной, имя которой — Вольфганг Моцарт; паутиной, которую она сама, со всей своею красотой и силой, сплела для меня? Я чувствовал присутствие графини Веры Лурье. Словно лукавый дух, который украдкой следит за тобой, еле сдерживаясь, чтобы не рассыпаться брызгами звонкого смеха, эта женщина, которая связала временной цепью Россию императорскую, великолепный СССР и Россию современную. А что стоит ее откровенное и гениальное замечание:

«Если Вы будете звать меня как-то иначе, я не пойму, к кому Вы обращаетесь».

Поэтесса Вера Лурье тоже любила Моцарта; и его демонический облик тоже преследовал ее в сновидениях. Она же стремилась освободиться от власти, которую выплескивала на нее эта рукопись. Я подумал: принесла ли ей смерть эту желанную свободу? Но тут же решил, что над силами Бога, дьявола и творчества смерть не властна. Я вернулся мыслями в тот день, когда Вера Лурье настояла, чтобы я взял рукопись. Неужели я годился для исполнения просьбы этой прекрасной дамы, я — самый недостойный из рыцарей? Ну не смешно ли?

И я расхохотался, расхохотался неожиданно, раскованно и вызывающе.

Смех отразился от стен золотой комнаты, а воздух задрожал, искрясь, словно отзываясь радостью самой поэтессе Вере Лурье. Да, хозяйка покинула дом, но радость ее по-прежнему жила в его стенах.

Все это время Надежда широко открытыми глазами смотрела на меня, не понимая мою то ли радость, то ли истерику.

Кофейный свет в промельках штор потускнел. Наступали сумерки. На маленький коттедж, который утвердился недалеко от рощицы, опускался вечер.

Надежда постелила мне в небольшой комнатке на кушетке, и я тут же уснул — крепко и безмятежно, как спят только в детстве.

Проснулся рано, в семь утра, встал, прошел в кухню. Там уже колдовала Надежда: блины, чай.

После легкого завтрака, Надежда, передав две визитки, лаконично и сухо поведала:

— Максим, вот адрес Гунтера Дуды — это под Мюнхеном, в городке Дахау. А это копии рекомендательных писем от Веры Сергеевны к герру Дуде и фрау Сильвии Кернер и ее адрес. На тот случай, если этих депеш они не получили. В Вене все по-иному: в кафе Ландтманн спроси у кельнера: за каким столом сидел Вольфганг Моцарт. Он покажет, ты займешь это место и наберешь на мобильнике такой номер. Запомнил?

— Конечно. Ну, мне пора. С Богом! — я поцеловал Надежду и склонил голову в полупоклоне.

— С Богом! — эхом отозвалась она.

Нужно было сохранять конспирацию до конца. Через кухонную дверь выскользнул в маленький сад позади дома и направился к рощице, где оставалась машина. Я предусмотрительно пошел кружным путем не по дорожке, как накануне, а по узенькой извилистой тропинке, петлявшей меж деревьев. Наверное, Вера Лурье здесь прохаживалась во время своих прогулок?

Осторожно открыл дверцу в машине, включил зажигание и прогрел мотор. Затем медленно, точно в запасе у меня была вечность, вырулил в направлении главного автобана. Солнечные блики плясали на сидении, в промельках густых крон деревьев.

И вот трасса. Прямо за перекрестком стоял длинный серебристо-серый автомобиль. В нем сидели двое, одетых в серое, мужчин. Надежда оказалась более чем права: за мной открыто следили.

Я вновь сжался в комок, сгруппировав все мышцы, будто перед выстрелом стартового пистолета на дистанции; все тело пронзили живительные токи. Нарочито медленно я подъехал к перекрестку, дождался, когда в потоках машин образовался прогал, и нырнул на трассу. Было не страшно, а противно. Я проехал мимо, спокойно глядя прямо перед собой. Сразу же послышался шум мотора серого автомобиля. Я прибавил газу. Они — тоже.