Моцарт. Посланец из иного мира. Мистико-эзотерическое расследование внезапного ухода - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Смолин cтр.№ 9

— Если говорить корректно, то это рукопись — сказала Вера Лурье, протягивая мне сверток. — Можно это считать и подарком, но в другом смысле.

Манускрипт в пергаменте, настойчиво предлагаемый мне, странным образом просился в руки. Лишь только он оказался у меня в руках, как все внутри похолодело, как будто от свертка исходила реальная опасность.

Это ощущение было знакомо мне по экзаменационной лихорадке во время сессий в институте, когда еще не вошел в аудиторию и не взял билет. Ощущение: пан или пропал!.. Но тут все было иначе: я вытянул «экзаменационный билет», который стопроцентно не знал.

Уютно устроившись в кресле, на левой спинке которого безмятежно развалился кот Васька, безвольно вытянув все четыре лапы, Вера Лурье приготовилась, как я понял, к серьезному со мной разговору. Свою речь она повела медленно, будто исполняла священный ритуал; наверное, с единственной целью: чтобы я запомнил каждое ее слово:

— Отныне, мой русский друг, на вас ложится серьезная, даже опасная для жизни миссия. Во-первых, ни одна сторонняя душа не должна знать, что вы — обладатель тайных документов, поскольку вы можете поплатиться за это. Во-вторых, постарайтесь не реагировать на домогательства или попытки вторжения в ваши сферы посторонних сил. И в-третьих, когда все, чем вы обладаете, будет опубликовано и станет явью, тогда ничто не будет угрожать больше вам. Так что, главная линия поведения — невозмутимость, смелость и чувство собственного достоинства. И все атаки будут с успехом отбиты!

Затем, словно чуткая антилопа, учуявшая грозящую ей опасность, Вера Лурье встрепенулась, кинула тревожный взгляд в окно. И так же нервно повернулась ко мне.

— И если силы Зазеркалья загнали вас в тупик, и выхода нет, не поступайтесь принципами — используйте ваше главное оружие против зла: мысленно водрузите перед собой Крест Господний. И темные силы сдадут все свои позиции.

Опять что-то обвалилось внутри меня, коленки стали ватными, захотелось одного — выбраться отсюда.

— А что мне прикажете с этим делать? — полюбопытствовал я глупо-растерянным голосом, указывая на пакет.

— Только прочитать — не более того, — отозвалась старая леди. — Хотя. хотя, это половина артефактов, хотя и важная часть своеобразного проекта «Русский Моцартеум». Но не все сразу. Об остальном поговорим позже.

— Простите, но что это за проект «Русский Моцартеум»? — взмолился я и вдруг вспомнил, что есть ее дальний родственник Виктор Толмачев, который денно и нощно трудился на ниве музыковедения, регулярно приезжал к Вере Лурье, переводил письма, документы с немецкого на русский.

Баронесса замолчала, будто споткнулась на полуслове, — в комнату вошла девушка-прислуга. Вера Лурье улыбнулась и, подозвав ее поближе, шепнула ей что-то на ухо.

Девушка кивнула и отправилась по поручению фрау.

Вера Сергеевна вновь обратилась ко мне и, понизив голос, стала произносить фразы, в которых я не мог уловить смысла:

— К сожалению или к счастью судьбу мы не выбираем, — вдруг заговорила Вера Сергеевна. — Каждый раз мы оказываемся во власти некоей силы, управляющей нами. Люди амбициозные, честолюбивые — заложники идее-фикс — становятся великими учеными, изобретателями, писателями, композиторами, философами. Всяк сущему на Земле определено конкретное место. У каждого — свое предназначение. Что касается великого Александра Пушкина, то он определил, что его предназначение — борьба за свободу и достоинство человека.

Его волшебное оружие — золотое перо Поэта и Писателя. Этой борьбе он посвятил всю жизнь. И поэтому наш солнечный гений сложил голову. Что касается меня, то здесь одержимость другого уровня, иного ряда: одержимость Пушкиным, Моцартом.

Все началось, когда я была еще маленькой девочкой. Та же тайная подспудная сила привела меня в Германию, заставив порвать все связи с родительским гнездом, родиной. Те же силы и указали мне цель — создать правдивое жизнеописание гениального композитора Вольфганга Амадея Моцарта.

— Вы говорите все правильно, — сказал я. — Но я не тот герой, о котором вы думали. Мне кажется, что я не справлюсь.

Графиня пропустила мою реплику мимо ушей.

— Как ни странно, мой молодой друг, но именно великая поэзия Пушкина привела меня к гениальной музыке. Возможно, когда-нибудь я расскажу вам об этом, — Вера Сергеевна с тревогой выглянула в окно и добавила: — Его музыка завлекла меня и сюда, в Германию, в страну, откуда вышли праотцы Моцарта. А тут революция семнадцатого, железный занавес. И я окончательно поняла, что буду жить тут, поскольку обратного пути в Россию нет. Кстати сказать, мой друг, размышляли ли вы о том, что все страхи, страсти и наваждения — понятия с противоположным смыслом. Они либо приведут вас к истине, тогда нужно будет отречься от всего на свете. Или, наоборот, могут запутать вас буквально в трех соснах. Гитлером и Сталиным знаете ли, тоже управляли страсти. Другое дело, что оба они были игрушками в руках мировых сил. Хотя, есть вещи, природа которых из века в век будет оставаться строго охраняемой тайной. Тщеславные, завистливые и с чрезмерной гордыней жаждут власти, благородные и невинные душой молятся о том, чтобы обрели тишину и покой сами, а также свои родные и близкие.

Зеленые блестящие глаза Веры Сергеевны будто впились в мое лицо. Я уже перестал понимать, что ей нужно от меня, к чему эти страстные речи.

Но баронесса Лурье, не переводя дух, продолжала свою пламенную речь:

— На свете немало людей, отмеченных судьбою, но осознавших слишком поздно, что их удел — растительная жизнь; но поворачиваться лицом к тьме им ни в коем случае нельзя. Это будет гибель. — Она перевела дух и добавила: — Я слишком поздно поняла свою миссию, свое предназначение. Теперь я знаю, в чем мой главный просчет. Я мечтала выкрасить окружающий мир невинной ослепительно-белой краской. Все же черное и серое я либо вовсе не замечала, либо, в лучшем случае, считала второстепенным или декоративным. Недавно я осознала свою ошибку, да что толку? Мое время истекло, стрелки показывают без пяти минут двенадцать.

Вера Лурье говорила слишком туманно, вуалируя фразы, пересыпая речи подтекстом, который мне не хотелось ни понимать, ни расшифровывать. Я был всецело на стороне этой старой изумительной графини, искренне сочувствовал ей, сожалея о том, что у нее все так нескладно сложилось.

Я поднялся со стула и, вопреки этикету, подал Вере Лурье руку.

— Простите, Вера Сергеевна, но я действительно не могу взять в толк, что вы имеете ввиду. Мне пора идти. Пока я нахожусь в Германии, я смогу быть вам еще полезен. Созвонимся? Правда, я скоро улетаю в Москву.

Ноги мои стали свинцово-тяжелыми и с трудом повиновались мне. Я покосился на сверток, который вручили мне, — я сейчас держал его в левой руке. И осторожно положил презент на край софы. Мое желание отделаться от всей этой «чертовщины» было так велико, что я даже не поинтересовался содержанием пакета.

Вера Сергеевна отчаянно вцепилась в мою руку так, словно собиралась держаться за нее до последнего вздоха.