Улыбка химеры - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Фикс cтр.№ 47

– Ты и теперь маленькая. Моя.

– Ну… да, конечно. Только я не это имею в виду. Не щекочись, а то я говорить не смогу. Так вот, когда я еще жила дома с родителями, мне часто снилось, что я падаю куда-то, а потом – раз, воздух меня подхватывает, и я лечу.

– Всем снится. Это мы так растем.

– Ну да, наверное. Но только я из-за этих снов совсем тогда перестала высоты бояться. Могла на подоконник залезть и ножки вниз свесить, представляешь? Мама зашла раз, увидела, у нее чуть сердце не остановилось. Шестой этаж все-таки! Они меня с отцом знаешь как ругали! А я слушаю и не понимаю, чего они так волнуются.

– А теперь тебе такое не снится?

– Что я падаю? Нет. Теперь мне снятся бесконечные сны.

– Это как?

– Ну облака всякие, море, дорога до горизонта и дальше. Что-нибудь, что никогда не кончается.

– А звезды?

– И звезды, конечно. Ну если у меня во сне ночь.

– Ясно. А я, значит, тебе не снюсь?

– Снишься. Только это как бы не совсем ты. Просто такое ощущение, что ты рядом. Что я не одна, а с тобой. Но ни лица, ни фигуры я не вижу, и потрогать тебя нельзя.

– Тоскливо как-то, если нельзя потрогать?

– Здесь да. А во сне почему-то нет. А тебе что снится?

– По-разному. Иногда ты. Иногда дети, когда они еще маленькие. Но знаешь что странно? Чаще всего я вижу во сне нашу школу. Вроде и пожил уже в разных местах, и в университете сколько-то лет проучился, и семья у меня была, и по стране я поездил так, что дай бог всякому, и в горах был, и в пещеры лазил, и по рекам сплавлялся, и в море ходил на яхте. Но в этом сне мне как будто снова шестнадцать лет и я опять школьник, и точно знаю, что за ворота нельзя и долго еще будет нельзя, и все мечтаю, когда ж наконец будет можно. Я в том сне не меняюсь. Мне всегда шестнадцать лет, и я всегда жду, когда же можно будет за ворота. Стою возле них, и аж дыханье спирает. Так туда хочется, что прям больно. Вот. Я этого никому еще не говорил. Даже и не знаю, зачем сказал сейчас.

– Ты так на самом деле стоял? Ну тогда, в детстве?

– Не помню уже. Нет вроде бы. Я был нормальный пацан, у меня была вполне насыщенная жизнь. Девчонки, спорт, музыка, учеба. Ну так, мечтал у себя в голове, наверное. Потом вроде же все сбылось.

– Макс, а ты никогда не пробовал убежать? Ну там, во сне?

– Не, не пробовал. Ни во сне, ни наяву. Ладно, хватит болтологией заниматься. Спи уже. Завтра вставать рано.

– Сплю. Макс, а ты все-таки попробуй. Ну хотя бы сегодня ночью. Попробуешь, да?

– Машка, ты будешь спать, наконец, или нет?!

– Буду. Только ты мне еще спинку почеши на ночь. Там почему-то все время чешется, между лопаток, а сама я не достаю. Вот здесь, да. Так хорошо. И что бы я без тебя делала?

* * *

Как человек! Если бы только бабушка знала!

Каждый шаг, сделанный Аней на избранном пути, заводил ее все дальше и дальше, превращая постепенно в винтик отлаженной и хорошо смазанной машины. Ане казалось, что, перестав работать со сколиозниками, она скоро обо всем забудет. Что, в конце концов, такое рентген? Его всем по нескольку раз в году делают. Да и функция у нее чисто техническая. Уложила, кнопкой щелкнула, а там хоть трава не расти.

Она ошиблась. Прежде всего, Аня теперь была обременена знанием. И ей ни на миг не удавалось забыть, что те, кто вошел в рентген-кабинет, могут потом из него не выйти. Аня улыбалась, а сама вглядывалась в лица, пытаясь угадать: «Этот? А может быть, вон та или тот?» Чаще всего она ошибалась, но иногда все же угадывала правильно, и от этого становилось еще горше. Будто предсказала судьбу.

Дней через десять вконец измученная токсикозом Надежда взбунтовалась. Она попросту бросила все на Аню, а сама переместилась в комнату отдыха:

– Нет, вот что они себе думают?! Неделю назад еще должны были человека прислать! Я им еще когда сказала: не могу больше в этой камере пыток находиться! Окон нет, стены толстые, дышать нечем. Как войду, сразу все перед глазами плывет. Ты, Ань, главное, не тушуйся. Уложила, сняла и смотри в экран. Глаз-то у тебя уже наметанный. Видишь, все чисто. Ставь в компе звездочку и сохраняй через мой секретный код, вот я тебе его написала на бумажке. И отпускай клиента на все четыре. А как что подозрительное усмотришь, сразу двери на запор и зови меня. Кричи не стесняйся, я рядышком, услышу и прибегу. Главное что? Главное – подозреваемого из кабинета ни под каким предлогом не выпускать! Ни в туалет, никуда. Особенно мелких, они всегда ужасно пугаются. Хотя и подростки иной раз доставляют. Можно понять, жизнь-то вдруг – хлоп! – и всмятку. Я б тоже, наверное, испугалась. Пойду я, Ань, хорошо?

– Надь, но разве можно так?

– Ну а кто про это узнает? В компьютере ж все от моего имени будет. И потом они сами виноваты, я давно их предупреждала. Ты, если проверять придут, скажи, на минутку отошла, сейчас вернется. Да не придут они! Лишние рентгены схватить побоятся.

* * *

«Древние говорили, что кентаврам присущи мудрость, неумение лгать и склонность к меланхолии.

По легенде, кентавры рождаются от лошадей, чья кровь смешалась с кровью воина в битве. Поэтому, если воин погибал, а лошадь его в той же битве лишь ранили, лошадь эту убивали и хоронили вместе со всадником. Если же раны, полученные конем и всадником, оказывались не смертельны, жрецы все равно настаивали на том, что такую лошадь нельзя оставлять в живых и пусть всадник заводит новую.

Большинство слушалось жрецов. Находились, однако, среди воинов и такие, кто, не желая убивать своих лошадей, прятал их и лечил тайком, пока рана не затягивалась совсем. А потом возвращались как ни в чем не бывало в строй и лгали, что раны никакой вовсе не было. Тех, кого уличали в подобном, казнили мучительной смертью. Ведь нельзя же было допустить, чтобы кентавры размножились и взяли верх над людьми».