Петровская немного волновалась. Вдруг она в платье не влезет? Или наоборот, платье на ней повиснет. Да, она вроде бы носит тот же размер, что и раньше, но с возрастом тело меняется. Ее ягодицы уже не так объемны, грудь опала… Решительно выдохнув, Клавдия натянула платье на себя, затем застегнула молнию на боку. Сошлась, уже хорошо. И вытачки вроде бы на месте. Клавдия подошла к зеркалу и улыбнулась своему отражению. Конечно, не та, что была раньше, но хороша! Платье село идеально. Оно заставило Клавдию расправить плечи, поднять подбородок…
Почувствовать себя королевой!
Женщина бросилась к туалетному столику и достала из ящика помаду. Ту, которой пользовалась обычно. Но она была бежевой, почти незаметной на губах. Клавдии требовалась другая. Не красная, но хотя бы розовая. Идти за ней в магазин некогда, только бежать, но Клавдия не любила суеты. К тому же опасалась за прическу и макияж. Вспотеет, волосы повиснут, карандаш размажется. Придется одалживать помаду у Наташки. Не хотелось этого делать, но иного выхода нет.
Клавдия взяла связку ключей и отправилась к комнате «оккупантки». Та никогда не забывала про боевой раскрас. Из дома без косметики не выходила и имела ее целый чемодан. Причем дешевую не покупала. Заказывала в каталогах вполне приличную. Так что Клавдия не переживала за то, что губы начнут чесаться через пять минут после того, как она нанесет на них помаду.
Отперев дверь, Петровская вошла в комнату. В той, как и предполагалось, царил беспорядок. Вещи разбросаны, кровать не заправлена, на столе гора фантиков и чашка, на дне которой засохший чайный пакет. Стоит тут пару дней, не меньше. Но возмутило Клавдию не это, а то, что Наташка не выключила светильник и компьютер. Счет за электричество делился на троих, но хозяйка квартиры старалась экономить, а «оккупанты», как видно, нет. Да, компьютер на спящем режиме жрет немного энергии, но все же… Да еще светильник! Горит средь бела дня.
Клавдия сначала выключила его (Наташка и не вспомнит, что оставила свет), затем подошла к ноутбуку. Обращаться с современной техникой она не умела. Но предполагала, что, если нажать на отдельную кнопку со значком как на телевизионном пульте, компьютер вырубится. Она так и сделала, но он, вместо того чтобы погаснуть, засветился. Клавдия принялась лихорадочно тыкать в кнопки, но сделала только хуже. Ноутбук возмущенно запищал и стал выдавать картинки. Одну за одной. Клавдия хотела уже выдернуть шнур из розетки, как увидела на экране знакомое имя — Григорий Матросов. А рядом с ним год рождения. Он соответствовал тому, в котором появился на свет ее жилец. Выходит, Наташка пыталась разыскать в интернете информацию о нем. Вопрос — зачем?
«Влюбилась, наверное, — предположила Клавдия. — Он парень видный. Сегодня, когда играл на гитаре, даже я им залюбовалась. Ему бы волосы отрастить, был бы вылитый мариачи из моих грез…»
Ноутбук тем временем успокоился, его экран начал тускнеть. Клавдия решила оставить его в покое и заняться своим ртом. Отыскав нужную помаду, она накрасилась и сделала вывод, что как раз розовых губ ей и не хватало для завершения образа. Теперь натянуть колготки, обуться и можно выходить.
…К ресторану, где была назначена встреча, Клавдия подъехала на такси. Арсений ждал ее у входа с цветами. Букет был плохонький, хоть и дорогой. Но Клава отметила, что в нем есть ее любимые ирисы, пусть и «замученные». Лучше бы купил только их, но свежие, подумала она. Но Сеня никогда не отличался хорошим вкусом. Одевался вообще как клоун. Сейчас, к примеру, на нем был костюм в широкую полоску. Чем не тюремная роба? Галстук не сочетался ни с ним, ни с рубашкой, но был шелковым, скрепленным золотой булавкой.
— Клавочка, как я тебе рад, — Сеня бросился к Петровской, чтобы помочь ей выбраться из машины. — Ты великолепна, как всегда. И нисколько не изменилась.
Да, она знала, что отлично выглядит, поэтому комплимент приняла благосклонно.
— А я, как видишь, еще больше сморщился…
У него было прозвище Сморчок. Маленький, худенький, морщинистый уже в сорок лет, он был невзрачен и не нравился женщинам. Но Клавдия ему симпатизировала. Даже один раз с ним переспала, и это было не так уж плохо. Сморчок оказался сильным мужиком. И тело его, казавшееся в одежде тщедушным, было вполне гармоничным и жилистым. Арсений тогда чуть от счастья не умер. Он боготворил Клавдию. Неустанно ею любовался, будто она произведение искусства.
— Ты такая и есть, — говорил он. — Шедевр господа Бога. В тебе все прекрасно.
— Даже мой нос? — Она не то чтобы комплексовала из-за него, но не отказалась бы от маленького и аккуратного.
— Все!
И был искренним. Если бы Клавдия могла быть с нелюбимым мужчиной, она вышла бы за Арсения замуж. Но, увы, он не рождал в ее душе бурь. Нравился как человек, да. Но по большей части тем, что восхищался ею и был верным долгие годы. Глубже она не копала. Не видела в этом смысла.
— Я заказал нам столик в углу, как ты просила, — сообщил Клавдии Арсений, когда вел ее под руку к дверям ресторана. Он раньше был ей по ухо, теперь — по подбородок. — Хотя мне бы хотелось сесть посредине зала, чтобы все видели, с какой красавицей я пришел.
Клавдия ласково потрепала его по руке. Все тот же Сморчок. Уже сушеный. Но бодрый. И волосы, которых на голове было немного, все не вылезли. Поседели сильно, но это и хорошо, были как прелое сено, стали тонкой серебряной проволокой.
— Ты хорошо выглядишь, Сеня, — решила польстить мужчине Клавдия.
— Скажешь тоже.
— Нет, серьезно. Только вот галстук этот больше с таким костюмом не надевай.
— Ты же знаешь меня, Клавочка, я не стильный. В отличие от тебя. Ты просто олицетворение хорошего вкуса.
Если бы ты видел меня еще сегодня утром, подумала Петровская. Штанцы, водолазка, куртка с капюшоном. Обычная тетка, спешащая в супермаркет, чтобы успеть до десяти купить по пенсионному удостоверению гречку со скидкой. Да, не растрепа, но никак не стильная дама.
Когда они зашли в фойе, то Клавдия не сдержала возгласа удивления:
— Как тут все изменилось!
— Ты давно тут не была? — живо поинтересовался Арсений.
— С тех самых пор… — Она имела в виду их последнюю встречу, которая состоялась как раз тут.
— Надо же. А я периодически захаживаю. Ностальгирую.
— Тут же все переделали. Было все белое с золотым, а теперь… Синее? А вместо хрустальных люстр — какие-то гнутые палки.
— Новые хозяева сменили концепцию. Было дорого-богато, стало стильно-современно. И готовят тут блюда молекулярной кухни в основном.
— Я их есть не буду.
— Я так и думал. Поэтому попросил шеф-повара приготовить нам осетрину с молодым картофелем. А на десерт вафли с мороженым.
— Это хорошо, но я не понимаю, как можно ностальгировать в месте, которое совершенно не напоминает то, что было раньше?
— Для меня не важна обстановка, Клавочка. Я не замечал ее, только тебя. Но шел привычным маршрутом, открывал двери, в которые заходили мы — благо их не поменяли, рука не поднялась избавиться от дореволюционного шика, — садился лицом к кухне, чтобы видеть, когда вынесут заказ… Помнишь, я всегда так делал? Ты обычно голодная прибегала, и тебе не терпелось отведать рыбки… Или томленного в горшочке кролика. Почему-то ты всегда игнорировала салат, начинала с горячего. А потом переходила к десерту. И неизменно пила армянский коньяк.