— Ее последней жертвой стал мой хороший знакомый. Дирижер по фамилии Ованесян. Он был у меня в гостях, когда приехала Лариса. Мы посидели втроем, немного выпили. Мой дом эти двое покинули вместе. У Ованесяна была машина, он любезно согласился подвезти Ларису… Утром его нашли мертвым. Я позвонила сестре, спросила, когда и где они расстались, она что-то блеяла… А я слушала и думала, не слишком ли часто мои знакомые погибают или пропадают. Тогда я и пошла в милицию.
— Чем Казачиха задушила Ованесяна?
— О, его она убила нетрадиционно — проломила череп.
— Решила изменить почерк?
— Нет, не смогла справиться. Ованесян был очень сильным мужчиной. Шея как у быка. Его за мясника принимали те, кто не знал о роде деятельности этого поистине тонкого и невероятно талантливого человека. Лариса пыталась его задушить. И, судя по бороздам на шее, струной. Но не смогла одолеть, поэтому шарахнула по голове монтировкой. У Ованесяна была очень дорогая машина, он боялся нападения и держал ее в кармане водительского кресла. А Лариса всегда садилась позади. Никогда рядом. Где-то вычитала, что самое безопасное место именно за водителем.
— Выходит, Казачиха троих струнами задушила. И все эти люди имели отношение к музыке.
Эти слова Комаров адресовал не Петровской, а своему коллеге.
— Вы объясните мне, с чем связан ваш интерес к делам давно минувших дней? — спросила у оперов Клавдия.
Те молчали и вели друг с другом немой диалог. Наконец ей ответили:
— С новой волной похожих убийств.
— Людей душат? И, коль вы акцентировали внимание на струне… Именно ею?
— Да.
— Сколько жертв?
— Три. За неполные полтора года.
Клавдия Андреевна отлепилась от подоконника, прошла к табурету и опустилась на него. Машинально взяла из вазочки сушку и сунула в рот. Вспомнив о том, что она не ее, а Наташкина, а она ничего у «оккупантов» не брала, даже соли или спичек, тем более без спросу, выплюнула на ладонь. Глупо, конечно, но Клавдия сейчас не очень хорошо соображала.
— А говорили, ничему уже не удивляетесь, — услышала она насмешливое замечание «овсянки».
Петровская от него отмахнулась. Затем дотянулась до плиты и включила газ. Ей совершенно определенно нужен чай. Им же, так и быть, она напоит незваных гостей.
— Вы думаете, что это Лариса? — спросила Клавдия.
— Пока мы не знаем, что думать.
— Но разве она могла сбежать из тюрьмы строгого режима? Именно в такой держат серийных убийц, не так ли?
— Вот вы говорили, она вас прокляла, — взял слово Багров. Теперь он не напоминал ни охранника, ни пожарного. Сразу видно — мент. Полицейскими Клавдия так и не научилась их называть. — Значит, возненавидела. Не посылала вам писем с угрозами?
— Если и посылала, они до меня не доходили. Я сразу после суда уехала в Кисловодск поправлять здоровье, провела там полгода, а вернулась уже в другую квартиру. Пока лечилась, мне подобрали обмен, и я вселилась сюда.
— Что же, почтовый ящик не проверили перед тем, как съехать?
— А зачем? — Клавдия встала, чтобы достать чашки и заварку. — Вот я с вами сейчас разговариваю и не могу отделаться от ощущения, что вы знаете меньше, чем я, о Ларисиной судьбе.
— Вы правы.
— Но вы же из полиции, а у вас базы, архивы всякие… Посмотрите в них.
Комаров открыл рот, чтобы ответить, но Багров удержал его от этого. Глазами повел так, что не только его коллега, но и Клавдия поняла, это означает «замолчи».
— Чаю? — спросила она у визитеров.
— Я лучше еще водички, — ответил Комаров.
— А я не откажусь, — сказал Багров. — Обожаю чай. Но только черный. В зеленом, красном не разбираюсь совсем. По мне, первый пустой, второй кислый. Говорят, еще белый есть, но я не пробовал.
— У меня как раз черный.
Клавдия взялась за приготовление чая и увлеклась этим. У нее имелась отличная заварка и старинный китайский горшочек для риса. Когда-то он входил в большой столовый набор. В наборе чего только не было, в том числе низкий пузатый чайник и чашечки с блюдцами. Но все побилось. Набор когда-то давным-давно отцу презентовали китайские товарищи. Матери набор не понравился, показался невзрачным, и она отдала его дочке. Клавдия же посуду оценила. Да, ничем внешне не примечательная, но сколько в ней тепла. Глина вбирала его в себя и как будто ярче раскрывала вкус продукта, находящегося в том или ином приборе. Обычная заварка в китайском чайнике превращалась в благороднейший напиток. До нынешних времен дошел лишь горшочек. Как раз в нем Клавдия и готовила сейчас чай, наблюдая за тем, как глина меняет цвет…
— У Ларисы Андреевны, кроме вас, были близкие люди? — услышала она вопрос Багрова и встряхнулась.
— Меня у нее тоже не было, как оказалось. Всю жизнь она соревновалась со мной, а когда поняла, что проигрывает, начала меня за это наказывать.
— Убивая тех, кто вам небезразличен? Но не легче ли было избавиться от вас?
— С Ларисой беседовали и психологи, и психиатры, и даже парапсихологи. В общем, все, кто разбирается в подсознании. Вот им и адресуйте свой вопрос. Или, повторюсь, изучите ее дело.
— Мне интересно ваше мнение.
Клавдия пожала плечами, затем взяла горшок двумя руками и водрузила его на стол. Еще минутка, и можно будет снять крышку, чтобы втянуть носом аромат.
— Она любила и ненавидела Клавдию, — проговорил «овсянка». — Поэтому делала ей больно, но не лишала жизни — без сестры мир стал бы пустым…
— Это версия твоего отца? — поинтересовалась Клава.
— Моя. Так что там с близкими? Родственники, друзья, любовники?
— Мать ее умерла, муж ушел к другой, детей не родила. Если с кем и дружила, то меня с этими людьми не знакомила. А тех, с кем она точно спала, я знала, и все они мертвы. Не исключаю, что имели место и другие, но серьезных отношений у Ларисы не было. После развода она потеряла веру в них.
— У вас не сохранилось, случайно, ранних фотографий?
— Ларисиных? Нет.
— А ваших?
— Зачем они вам?
— Так… — Комаров немного сконфузился. — Интересно было бы посмотреть.
— Он в вас, Клавдия Андреевна, заочно влюбился, — сообщил ей Багров. — Вот и любопытствует.
— Давно в меня никто не влюблялся, — улыбнулась Петровская. — А фотографий нет. Сгорели вместе с домом, в котором мы жили с сыном и сестрой.
— Отец видел какие-то, — не унимался Комаров.
— Они не мои — Ларисины. — Клавдия сняла крышку с горшочка и помахала ею, чтобы распространить аромат. — Если честно, у меня даже нет фото на памятник. Надеюсь, на нем будет только надпись. Но и это не обязательно. Все равно ходить на могилу некому.