— Прошу прощения. Я плохо переношу ваше общество.
В столовой воцарилось тревожное молчание, и Сабрина пожалела, что тетка так неосмотрительно бросила ее одну. Однако Сабрине надо было показать, что она ничуть не напугана и не собирается позволять так же обращаться с собой, поэтому она ринулась в атаку:
— У вас достаточно большой дом, чтобы приютить еще одного гостя. В конце концов, он — ее сын и мой кузен, а не какой-то там бродяга.
— Понимаете, — возразил Бретт, — это мой дом, а я не хочу принимать его.
Получив отпор, Сабрина покраснела. Действительно. Это его дом. Однако любопытство не позволило ей промолчать.
— Почему вы не хотите принять его? Он прикрыл ресницами глаза и беспечно ответил:
— Потому что я ему не доверяю. Сабрина нахмурилась.
— Почему? Что он сделал вам плохого?
— Он врал мне… непростительно врал. Сабрина смотрела на него, не подозревая, как очаровательна она в золотистом свете свечи.
— Как врал? Вы уверены? Насколько мне известно, он никогда никому не говорил не правду.
Это было бы непорядочно, а Карлос на редкость благородный человек.
Сабрина не подозревала о своих чарах, зато Бретт помимо своей воли смотрел на нее и не мог оторваться от ее покатых плеч и нежной вздымающейся от волнения груди. Он вспомнил вкус ее кожи, аромат ее губ, и его охватило неистовое желание. Ругая себя за то, что опять дал волю своим чувствам, Бретт поднялся из-за стола, пытаясь сохранить спокойствие.
— Сомневаюсь, чтобы хоть один из вас знал значение слова «благородство», но в любом случае, я не желаю это сейчас обсуждать. Прошу прощения, у меня дела.
Сабрина удивилась быстрой смене настроения Бретта.
— Стойте! — беспомощно крикнула она, когда он открыл дверь. — Какие у вас дела в это время?.. И вообще я хочу поговорить с вами. — Она сделала над собой усилие и посмотрела ему в глаза. — Н-н-н-асчет оп-опекунства.
— Тут не о чем говорить. Я — ваш законный опекун, и вы находитесь под моей опекой. Таковы условия завещания, сделанного вашим отцом, и я собираюсь в точности следовать им.
— Вы не шутите? — с упавшим сердцем возразила Сабрина. — Неужели вы в самом деле хотите быть моим опекуном?
Его странный, напряженный взгляд пробежал но ней, и Сабрина почувствовала себя чуть ли не голой.
— Если обязанности опекуна станут для меня утомительны, — произнес он странным голосом, — я уверен, что найду занятие поинтереснее…
Сабрина побелела.
— Что вы хотите сказать? Он цинично ухмыльнулся.
— О, моя дорогая, неужели вы настолько наивны?
Еще не успев ни о чем подумать, Сабрина со всей силы ударила его по щеке, и звук был такой, словно выстрелили из ружья. Наступила тишина. Застыв на мгновение, они молча смотрели друг на друга.
Первым пришел в себя Бретт и, выругавшись, закрыл дверь, преграждая ей путь к бегству.
— Дорогая, — прищурившись, произнес он ледяным тоном, — кажется, однажды я уже предупреждал вас, чтобы вы не давали волю рукам.
— Не понимаю, о чем вы! Он улыбнулся одними губами.
— Растолковать яснее?
Сабрину охватил трепет, когда она ощутила прикосновение его рук, и, когда губы Бретта приблизились, не отвернулась. Она жаждала его поцелуя и мечтала избежать его. Он впился в ее губы с такой силой, словно хотел причинить боль, а его руки уже стискивали ей плечи, так что у Сабрины не было ни одного шанса убежать… или оказать сопротивление.
Сабрина сдалась без борьбы. Ей было все равно, почему он целует ее, она даже не обращала внимания на то, что его поцелуи грубы и он словно наказывает ее. Для нее только одно имело значение — он опять обнимает ее! Тихо застонав, умоляя его то ли оставить ее, то ли не оставлять, Сабрина обхватила его шею, прижавшись грудью к его груди и бедрами к его бедрам.
Бретт целовал ее так, словно хотел утолить измучившую его жажду. Его губы были везде — у нее на лбу, на щеках, на глазах, на подбородке. Но вновь и вновь он возвращался к ее губам, проникая языком к ней в рот и ища ее язык, отчего в голове у нее словно промчался огненный вихрь. Как будто не было этих шести лет и они расстались только вчера. Только память о причиненной ему боли и страшная жажда, сжигавшая его, напоминали Бретту, как долго он не держал эту женщину в своих объятиях. Сколько же они потеряли времени, горько думал Бретт, не в силах оторваться от ее нежного рта.
Сабрина что-то удивленно бормотала, чувствуя силу его рук. Кровь закипела у нее в жилах, и она больше ничего и никого не хотела знать, кроме целовавшего ее мужчины. Даже когда ощутила властное прикосновение руки Бретта к груди, она не оттолкнула его, не желая расставаться с цепями страсти, которыми этот мужчина опутал ее. Она почувствовала, как он спустил с плеча рукав и горячей ладонью коснулся ее соска; она задрожала всем телом и лишь застонала, когда он наклонил голову и жадно втянул в рот сосок. Сабрина знала, что ни в чем не откажет ему. Ни в чем. Знала, что его власть над ней безгранична, и она все еще страстно желает его. Как бы он ни обошелся с нею. И если он даже только раз использует ее тело, все равно она с радостью примет его и постарается забыть обо всем на свете.
Шесть долгих лет она старалась забыть любимого, и потребовалось всего одно мгновение в его объятиях, чтобы Сабрина поняла, как бессовестно лгала себе все эти годы. Ее тело пылало, ей хотелось сбросить платье и отдаться ему так, как в ту далекую лунную ночь на озере. Она прижалась к нему животом и сделала бедрами движение, старое как мир. С радостью услышала она приглушенный стон, и руки Бретта легли ей на ягодицы и еще теснее прижали ее к нему.
Его губы исступленно искали ее губы, его руки не мешали ее движениям, и он сам двигался, подчиняясь ритму все сильнее захватывавшей его страсти, заставляя Сабрину вскрикивать от наслаждения.
Неожиданно раздался стук в дверь. Отпрянув от Сабрины, Бретт хрипло и раздраженно спросил:
— Ну, в чем дело?
Послышался извиняющийся голос слуги Эндрю:
— О, сэр, прошу прощения. Я не знал, что вы заняты. Я приду позже.
Бретт тронул пальцем раскрасневшиеся щеки Сабрины.
— Надеюсь, теперь вы кое-что поняли, моя радость. Если вам еще захочется меня ударить — не стесняйтесь.
С живым интересом он посмотрел, как у нее сжались кулачки, и, учтиво поклонившись, с улыбкой на губах покинул комнату.
От обиды слезы закипели у нее на глазах.
Конечно, бесполезно было прикидываться, что он ей безразличен. Мало того, она словно глина в его руках, из которой он может лепить все, что ему угодно.
Но, чем больше Сабрина уговаривала себя, тем больше понимала, что просто пытается себя обмануть. Если честно, то несмотря на гнев и на боль, которые вызывало его поведение, она страстно желает его. Любовь вернулась с новой силой и накрыла ее как волной.