– Боюсь, что именно так. – Летиция взяла Николь за руку и проникновенно посмотрела ей в глаза. – Дорогая, послушай меня. Твоя мать была похожа на избалованного ребенка. Я знала ее с колыбели. Ей было просто необходимо, вскружить голову любому мужчине – неважно, молодому или старому, – который встречался у нее на пути. По-моему, сама она никого в своей жизни не любила. Кристофер так явно вздыхал по ней, что они с Робертом и не могли найти лучшего средства для осуществления своего плана. А ее извращенное тщеславие толкнуло ее на то, чтобы сделать их выдумку былью. Я не оправдываю ее. Просто хочу сказать, что она к любому человеку относилась как к вещи, которую используют для своих нужд, потом выбрасывают. Она поступала так, как угодно ей, и никак иначе. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Да, – вздохнула Николь. – Но это ее нисколько не оправдывает.
– Конечно нет. Но Аннабель могла не задумываясь лгать твоему отцу, потом лгать Роберту. Понимаешь? Не задумываясь. Для нее это было естественно.
– Ну а Роберт?
– Он никогда мне не нравился. Еще в детстве это был самый вредный мальчишка, какого я знала. Из того, что ты мне рассказала, я поняла: это он во всем виноват.
– Но вы ведь не расскажете об этом своему мужу, – умоляюще воскликнула Николь.
– Конечно нет. Роберт и так принес Саймону много огорчений. В конце концов, это дело давнее, и ныне уже ничего нельзя изменить. Лучше забыть об этом Дорогая моя, не позволяй этим мыслям изнурять тебя. Выкинуть это все из головы.
Николь грустно улыбнулась.
– Не знаю, получится ли это у меня. Но теперь, когда я поделилась с вами, мне стало гораздо легче. Надеюсь, со временем я смогу взглянуть на все более, объективно и непредвзято.
– Постарайся, милая, постарайся. – Леди Саксон не удержалась и погладила девушку по голове
Николь сказала правду: после этого разговора боль в ее душе немного утихла. Но леди Саксон испытывала совсем иные чувства. Она настолько расстроилась, что не находила себе места. Теперь, встречаясь с Робертом Саксоном, она смотрела на него другими глазами. Она не могла отделаться от ощущения, что его козням еще не настал конец.
После разговора с Николь у нее пропал сон, и она часами ворочалась в постели, терзаемая мучительными переживаниями. Саймон не мог не обратить на это внимание и однажды решился спросить:
– Летти, что с тобой происходит? Отчего ты не находишь покоя?
Не желая огорчать мужа, она только махнула рукой:
– Пустяки, Саймон. У меня в последнее время что-то стала болеть голова, и мне не спится.
От Саймона не укрылась дрожь в ее голосе, и он настойчиво переспросил:
– Скажи, что тебя огорчает? Дело в Роберте, ведь так? Я заметил, что ты с недавних пор относишься к нему как-то иначе.
Летиция колебалась, но Саймон нежно поцеловал ее в щеку и снова попросил:
– Пожалуйста, расскажи. Я хочу знать, что тебя печалит.
И она рассказала ему все. Несколько минут он молчал, невидящим взглядом уставившись в потолок. Она уже испугалась, не случился ли с ним новый приступ. Но тут Саймон глухим голосом заговорил:
– Я давно подозревал нечто подобное, но не хотел этому верить. Летти, ну почему у меня такой сын? Разве таким я хотел его воспитать? Нет, на этот раз я не смогу его простить.
– Ах, Саймон. Не казни себя. Ведь все это случилось так давно. Роберт – «взрослый человек, его уже не переделать. Забудь об этом, – попросила она.
– Я постараюсь, Летти. Только, боюсь, я не так великодушен, как ты и Кристофер. Летиция тяжело вздохнула.
– По-моему, Кристофер не простил его. Порой он напоминает мне тигра в засаде, который ждет своего часа.
Кристофер, оставшись в Лондоне, действительно напоминал тигра. Тигра в клетке. Ожидание было томительным, а мысль о том, что Дженнингс-Смит в любой момент может его разоблачить, угнетала еще сильнее.
В преддверии отъезда Кристофер распространил слух, что он уезжает в Брайтон, откуда потом собирается отправиться на континент. Он аккуратно расплатился по всем счетам и поставил хозяина квартиры в известность о своем предстоящем отъезде. Его багаж был собран, а с драгоценным меморандумом, зашитым в кожаный пояс, Кристофер не расставался ни на миг.
Сентябрь подходил к концу, а он так и не решил, в какой форме известить деда о том, что он покидает его, возможно навсегда. Мысль об этом постоянно терзала его. Он не раскаивался в том, что сделал. Но поймет ли его Саймон, когда узнает? В этом настроении он и встретил утро 28 сентября, когда к нему в комнату влетел взволнованный Хиггинс со свежим номером «Лондон Тайме».
– Они сожгли Вашингтон!
Сон как рукой сняло. Кристофер схватил газету. В глаза ему бросился крупный заголовок: «Вашингтон сожжен». Кристофер торопливо пробежал глазами передовую статью.
В ней говорилось, что вчера из Америки в рекордно короткий срок – за двадцать один день – возвратился капитан Гарри Смит, который и принес известие о победоносном взятии Вашингтона. 19 августа британские войска прорвали американскую линию обороны и вошли в столицу Соединенных Штатов, сокрушая все на своем пути. Генерал-майор Роберт Росс лично отдал приказ сровнять с землей Белый Дом и Капитолий.
В бессильной ярости Кристофер отшвырнул газету.
– Видит Бог, они поплатятся за это! Только бы добраться до Нового Орлеана. Уж мы там обломаем им зубы!
На следующее утро Кристофер с Хиггинсом покинули Лондон и в середине дня прибыли в Брайтон. Саймон был счастлив видеть внука и не скрывал своих чувств. Кристофер тоже был рад встрече, однако с горечью осознавал, что настал последний срок сообщить деду о предстоящем расставании. Слова застревали у него в горле.
Саймон тоже не находил слов. Он хотел поведать Кристоферу о том, что ему известна горестная история, случившаяся несколько лет назад. Но он не знал, с чего начать разговор. Было ясно, что Кристофер желал бы все сохранить в тайне. И Саймону было неловко, что история дошла до него из уст женщин. В задумчивости он нахмурился, и Кристофер озабоченно спросил:
– Вас что-то тревожит?
– Да нет, – махнул рукой Саймон. – Просто задумался. Я все чаще начинаю витать в облаках. Боюсь, через пару лет совсем выживу из ума.
– Ну что вы! – произнес Кристофер, явно не удовлетворенный отговоркой. Но он решил не настаивать. Если речь идет о чем-то действительно важном, так или иначе он об этом узнает.
Положение Эдварда Маркхэма было отчаянным. В надежде поправить свои финансовые дела он целую ночь провел за карточным столом, из-за которого, однако, встал под утро отягощенный новым чудовищным долгом в несколько тысяч фунтов. И этот долг необходимо было отдать в течение недели. В противном случае его ожидал полный крах.