Строго говоря, октябрьский переворот 1964 года, сместивший Хрущева, с формальной точки зрения переворотом не был. В полном соответствии с действовавшими тогда нормами Президиум ЦК, а потом Пленум ЦК КПСС освободил Хрущева от всех партийных и государственных постов и отправил на персональную пенсию. Но поскольку государство было тоталитарным и управлялось одним вождем, все процедуры партийной и советской демократии носили сугубо формальный характер. Партийные и государственные органы послушно и единогласно штамповали решения первого лица. Чтобы заставить эти же органы столь же единогласно проголосовать за смещение действующего правителя, требовалось осуществить заговор, не останавливаясь в случае необходимости перед использованием силовых структур. В Америке тот же Эйзенхауэр без труда удовлетворил свои политические амбиции, честно выиграв президентские выборы. У Жукова единственно возможный путь лежал через бонапартистский заговор, ибо других способов прийти к власти у него просто не было. Малиновского же, к счастью, политических амбиций никогда не имел.
Смещение Хрущева было встречено населением, вынужденным в последние годы его правления вспомнить, что такое продовольственные карточки, спокойно, а партийно-советской номенклатурой — с нескрываемой радостью. Никита Сергеевич изрядно достал чиновников своими постоянными шараханиями из крайности в крайность и непродуманными реформами, когда их то бросали на периферию, то возвращали в Москву.
Вскоре после свержения Никиты Сергеевича Малиновский выступил с обличительной речью против Хрущева на активе центрального управления Министерства обороны. Генерал- лейтенант танковых войск Г.И. Обатуров, командующий 6-й гвардейской танковой армией в Киевском округе, записал по этому поводу в дневнике 11 ноября 1964 года: «Сегодня Панин, начальник отделения пропаганды и агитации, который был на сборе в Москве, рассказал основы содержания доклада Малиновского на активе центрального управления МО после октябрьского пленума:
Хрущев совершил немало ошибок в военном строительстве, будучи невеждой в военной области. С ракетами на Кубу была авантюра, которая едва не закончилась войной. Он поставил страну на грань ядерной войны. Сокращение на 1200 тысяч в 1960 было недопустимым и был нанесен ущерб. Большой вред — значительный в авиации и боевых кораблях. Вмешивался в ряд вопросов, не разбираясь в них. Протаскивал плохие ракеты своего сына и отстранял хорошие. Только хитростью мы сумели поставить на производство лучшие ракеты. Летом этого года, посмотрев новейшие ПТ средства, приказал прекратить производство танков, т. к. “они в современной войне бесполезны”. Неоднократно ставил вопрос резко снизить оклады военным и военные пенсии».
После октябрьского пленума 1964 года положение Родиона Яковлевича необычайно упрочилось. Он так никогда и не стал членом Президиума ЦК, преобразованного в 1966 году в Политбюро, но его реальное влияние было больше, чем у иных членов высшего партийного руководства. Все, что касалось вооруженных сил, Малиновский решал непосредственно с Брежневым, и практически все его ходатайства удовлетворялись. Леонид Ильич, много лет связанный с ВПК, был заинтересован в усилении вооруженных сил и вполне доверял мнению Малиновского в военных вопросах. Всякие сокращения вооружений и личного состава были прекращены.
Через несколько дней после смещения Хрущева Родион Яковлевич пережил тяжелую утрату. 19 октября 1964 года во время катастрофы самолета, врезавшегося в гору Авала вблизи Белграда, погиб начальник Генштаба маршал Сергей Семенович Бирюзов, возглавлявший делегацию, направлявшуюся на торжества по случаю 20-летия освобождения югославской столицы. Они подружились вскоре после того, как впервые встретились в конце 1942 года во 2-й гвардейской армии. Наверное, у Малиновского не было ближе друга, чем Бирюзов.
Вскоре после «октябрьского переворота», во время визита в Москву китайской партийно-правительственной делегации, произошел характерный эпизод с участием Малиновского. 8 ноября перед официальным обедом глава делегации премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай жаловался Брежневу, Косыгину, Микояну, Андропову и Громыко:
«Как вы знаете, наша партия и правительство направили в Москву делегацию во главе со мной для того, чтобы выразить чувство дружбы и принять участие в торжествах по случаю 47-й годовщины Октябрьской революции. Вы также подтвердили мнение о том, что этот приезд является дружественным актом.
Тем не менее, вчера на приеме в Кремлевском дворце съездов, где присутствовали, в частности, журналисты из западных стран, министр обороны СССР т. Малиновский публично обратился ко мне с оскорбительными и провокационными вопросами. Сначала он заявил мне о том, чтобы мы, китайцы, не занимались фокусами в политике. Я понял смысл того, что хочет сказать т. Малиновский, и решил перевести разговор на другую тему. Я сказал ему, что эти фокусы — вещь простая, надо открыть кулисы и их можно увидеть. Однако т. Малиновский на этом не остановился и пошел еще дальше. Он заявил о том, что мы не должны позволять никакому черту замутить наши отношения. Я не успел спросить т. Малиновского, какого черта он имел в виду, как он продолжал говорить о том, что советский и китайский народы хотят счастья, и пусть никакие Мао и Хрущевы нам не мешают.
Вопрос ясен: это провокация и оскорбление. Я не поддался на провокацию и, повернувшись в другую сторону, хотел уйти, т. к. буквально рядом с нами стояли американские корреспонденты и слушали. В это время подошли другие советские маршалы, а т. Малиновский продолжал говорить. Однако я его не слушал, и мой переводчик не переводил. Но другой переводчик слышал сказанное т. Малиновским. Тов. Малиновский, по существу, заявил: мы в Советском Союзе свергли Хрущева, а теперь вы свергайте Мао Цзэдуна. Затем т. Малиновский продолжил разговор с т. Хэ Луном. Он сказал т. Хэ Луну, что у него красивая маршальская форма. На это т. Хэ Лун заметил, что лучше носить френч. Тов. Малиновский согласился с этим и добавил, что лучше носить телогрейку, а затем заявил: “Эту нашу форму на нас насобачил Сталин, а вашу форму на вас насобачил Мао”. Тов. Хэ Луном было сказано, что говорить подобным образом — это ошибочно и неправильно.
Я, — продолжал Чжоу Эньлай, — уже говорил т. Микояну, что лично я слышал лишь первую часть этих высказываний т. Малиновского, где он говорил о том, чтобы никакие Мао и Хрущевы нам не мешали. Я бы мог поступить и по-другому: ответить т. Малиновскому и продолжить наш разговор, что наверняка вызвало бы потрясение у всех присутствующих. Так должен был бы поступить на моем месте любой честный коммунист, тем более, — подчеркнул Чжоу Эньлай, — что речь идет об оскорблении нашей делегации, нашей партии, вождя китайского народа, а также и оскорблении меня лично.
Если бы я пошел на такой шаг, то с моей стороны это был бы нормальный, справедливый и необходимый поступок. Конечно, можно было бы предпринять и другой шаг — обратиться к руководящим товарищам КПСС и Советского правительства с серьезным протестом вчера же на приеме. Тогда, по-видимому, возник бы спор, т. к. возникла бы необходимость выяснить все обстоятельства на месте. Мы, как коммунисты, имели право поступить и таким образом. Однако мы не приняли этих мер, поскольку указанный инцидент имел место сразу после выступления с тостом т. Малиновского, в котором он критиковал американский империализм. Затем т. Малиновский стал обходить всех присутствующих, а я подошел к советским маршалам, чтобы предложить выпить за дружбу наших двух народов и за дружбу между нашими армиями. В этот момент т. Малиновский и выступил со своим оскорбительным провокационным заявлением. Если бы мы сразу дали ему отпор, то тем самым это явилось бы хорошей “пищей” для корреспондентов западных империалистических стран.