Воздухоплаватель. На заре авиации - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Корчевский cтр.№ 48

Для Андрея наука. Нельзя вести себя беспечно. Запросто мог остаться без накоплений. Что тогда? Золото рассовал по карманам брюк. Из вещмешка украли коробочку с отличной опасной золингеновской бритвой. Такая сейчас – редкость. Но предупреждала Мария Антоновна – не бриться, выглядеть неопрятно.

Рынок был огромен. После революции Сухаревка превратилась в одну из самых лютых толкучек. Продавалось и покупалось здесь все: продукты, драгоценности, вещи, одежда, оружие, документы.

Что хорошо, брюки от морской формы черные, вполне сойдут за цивильные. И не сапоги на ногах, а ботинки. Рубашку купил, причем немного поношенную. Новые вещи подозрение вызовут. Еще пиджак чесучовый, в полоску мелкую, такие любили носить приказчики в торговых лавках. На голову картуз, как у квалифицированного рабочего, скажем, токаря. Что самое смешное, его китель и шинель тут же и купили. Качества добротного и ношены мало.

Перед незапланированной продажей все карманы обшарил: не осталось ли чего?

Вместо порезанного сидора другой купил, потертый изрядно. Содержимое переложил, свой выкинуть собрался, да женщина выпросила:

– Сударь, он вам не нужен?

– Так его порезали.

– А я заштопаю и продам.

Тут же, на Сухаревке, наелся в столовой. Гороховый суп, картофельное пюре с селедкой, чай и хлеб. По тем временам – царский обед. Сейчас бы вздремнуть, устал за последние дни, толком не спал несколько ночей. Все гостиницы заняты – переехавшим правительством, разными комитетами, штабами партий. В первой половине 1918 года большевики еще играли в демократию, многие партии имели свои легальные штаб-квартиры. Например, в Москве жил теоретик и идейный вдохновитель анархистов князь Петр Кропоткин. Немного позже, 30 августа 1918 года, в Петрограде студент-эсер убивает председателя Петроградской ЧК М. Урицкого за его жестокость. В этот же день эсерка Фанни Каплан стреляет в Ленина после митинга, тяжело его ранит. Советская власть на белый террор отвечает красным. Уже 4 сентября отдан приказ о заложниках. А 5 сентября издан Декрет СНК о красном терроре. Кровь безвинных полилась рекой.

Потому, переодевшись в переулке, направился на трамвай, что шел к Нижегородскому вокзалу. Ныне он называется Курским, поезда с него идут на юг – Дон, Кубань. Народу на вокзале полно, толком присесть некуда. Зато поезда ходят, как узнал Андрей. Не по расписанию, как придется. А сейчас на путях два эшелона. Один, у перрона, из пассажирских вагонов, на втором пути из теплушек. Влезть удалось с превеликим трудом в тамбур пассажирского вагона. Все плацкарты и коридор заняты. Но лучше ехать в тамбуре, чем на крыше. Андрей побаивался, что может уснуть и свалиться. И в тамбуре ветер не дует. Простояв около получаса, состав дернулся, громыхнул сцепкой, поехал. На выходных стрелках вагоны раскачивало. Пассажиры как-то обустраиваться стали, кое-кому из коридора удалось сесть на полку. Двое из тамбура прошли в коридор, стало немного свободнее.

Андрей даже присел в углу, положив под себя сидор. Из-под двери дуло. Но все же он ехал, а не сидел в Москве. Ему еще повезло, что не задержал патруль революционных солдат. Обычно такие проверки кончались плохо. Он уже придремывать начал, как его толкнули в бок. Открыл глаза, перед ним проводник в железнодорожной форме.

– Гражданин хороший, билетик имеется?

На положительный ответ проводник не надеялся. Да и не видел Андрей ни у кого билетов в руках, отдавали деньги.

– Сколько?

– Это смотря куда едете.

– В Курск, – ляпнул Андрей.

– Пятьдесят рублей.

За Москвой первая крупная станция Серпухов, потом, после Оки, уже Тула. Но до нее почти двести километров. Андрей деньги отдал, проводник сказал:

– Трое до Тулы едут. Как выйдут, в коридоре место будет, переберешься.

Все же в коридоре не так дует, как из двери тамбура. В Серпухове ночью короткая остановка, несколько человек попытались с перрона влезть в вагон, да не получилось дверь открыть. Потом поезд то шел, то стоял на маленьких разъездах. В Тулу прибыли под утро. Стояли в городе оружейников почти четыре часа, меняли паровоз. Трое пассажиров сошло, как и говорил проводник. Андрей в коридор вагона пробился через чемоданы и узлы. Все же лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Поезд дернулся, паровоз окутался паром, вокзал «поплыл» назад за оконным стеклом. В вагоне прохладно и душно. Большинство спит, вымотавшись в столице. За день с многочисленными остановками добрались до Орла. Здесь еще сошли несколько пассажиров, и Андрею удалось сесть на боковую полку. Уже хорошо, можно опереться спиной. Снова смена паровоза. Андрей прикинул мысленно маршрут. Такими темпами до Ростова он будет добираться десять дней. Выходит, просчитался он с харчами. Даже если их растягивать, хватит на неделю.

Ну еще день-два можно продержаться, поголодать. Но потом хочешь не хочешь, а поезд покидать придется. И так уже килограмма три-четыре сбросил, хотя стройным, подтянутым был. Куда худеть? Скоро брюки сваливаться будут, и так держатся на ремне. Радовало, что чем дальше от Москвы, тем теплее становилось.

На перронах небольших станций и разъездов появились торговки с солеными огурцами, жареными семечками, махоркой в кульках из газет. Посущественнее чего-нибудь хотелось – хлеба, пирожков, картошки. Да не торговали. То ли распродали уже, то ли придерживали. Новый урожай не скоро, на съестное цены поднимутся.

Постояли в Змиевке, потом в Глазуновке. Поезд прогромыхал по мосту. Попутчик выглянул в окно.

– Через Оку проехали, Поныри скоро.

Название станции напомнило Андрею о Великой Отечественной войне, о боях на Курской дуге, на ее северном фасе. Прильнул к окну, когда еще представится возможность поглядеть на эти Поныри, на местность, где шли танковые бои. Но сумерки, еще не темно, но уже за сотню метров видно плохо. Впрочем, поездка не экскурсионная. Поезд сбавил ход, противно завизжали тормозные колодки, и эшелон, втянувшись на станцию, остановился. К частым остановкам по поводу и без уже привыкли. Но минут через десять хлопнул револьверный выстрел, потом два винтовочных. На перроне суета, крики. Кто-то из тамбура крикнул:

– Солдатня! По вагонам офицеров высматривают.

Высматривали и выводили не только офицеров, но и людей дворянского звания, а зачастую и просто богатых. У них отбирали ценности. Грабеж прикрывался лозунгами «Экспроприация экспроприаторов!». Кто подчинялся силе, молча отдавал саквояжи, тех выгоняли. Сопротивлявшихся выводили и расстреливали за вокзалом. Далеко не все изъятые ценности шли в комитеты бедноты для покупки провизии, много ценностей прилипало к рукам революционных масс.

Андрей приник к окну. На перроне лежал убитый офицер в длинной, до пят, кавалерийской шинели. О! Дело плохо, надо срочно покидать поезд. Солдатня цивильной одеждой не обманывалась, всех молодых мужчин выводила и проверяла. Андрей, как и другие пассажиры поезда, еще не знал, что вышел Декрет СНК о всеобщей мобилизации в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. И всех мужчин, кого выловили в поезде, насильно выводили, мобилизовывали, усердно исполняя декрет. Страна в опасности! На юге белая армия, на севере страны – английские солдаты, на востоке – японцы, американцы, французы. По всей стране мятежи – в Ярославле, в Тверской области, Тамбове и Пензе. К тому же немцы, заняв Украину, нарушили границы, установленные по Брестскому миру, и вошли в Ростов, заняв перед тем с боем Таганрог. А еще немцы не препятствовали отряду полковника Дроздова в три тысячи штыков пройти через Ростов и уйти в донскую столицу – Новочеркасск. Сам Ростов до 26 декабря 1918 года оккупировала двадцатая германская дивизия.