И отвернулся. Кюре согласно закивал:
— Конечно, конечно! Наш гражданин мэр слишком хорошо воспитан, чтобы выгнать вас, Кретьен, из города пинком под зад. И как воспитанный человек он мягко намекает.
Барбарен вспыхнул:
— Клевета! Ничего я не…
И погас, даже не договорив. Отец Юрбен наполнил глиняные рюмки.
— Прошу, дети мои!.. Я, грешный, намекать не буду, прямо скажу. Чужую трусость не вылечить собственной храбростью. Родится лишь злоба. Но это не причина расстреливать храбрецов перед строем. Не так ли, гражданин мэр?
Автомеханик, он же слесарь, молча взяв рюмку, отхлебнул, поставил обратно на стол. Наконец хмуро взглянул на гостя.
— Не хватало еще! Мы — свободная Франция. Как Кретьен решит, так и будет.
Репортер «Мэгэзин» пожал плечами.
— Работу я еще не закончил. Допишу, тогда и решать стану.
С отцом Юрбеном они встретились в пустом гулком соборе. Крис зашел туда непривычно рано, едва допив утренний кофе. Больше идти и некуда.
* * *
— Вы теперь такой же отверженный, как и я, — сказала ему Натали Кабис. — Наши смельчаки только и болтают, что призрак приходил именно к вам, Кретьен. Теперь вы — наше главное зло. Если кинут в окно камень, не удивляйтесь.
Кейдж открыл было рот, но хозяйка подняла руку.
— Не вздумайте говорить глупости! И не беспокойтесь. В доме два ружья, и оба заряжены.
Пока обошлось. Более того, прямо к завтраку явились ранние гости — хмурый доктор и слегка растерянный Мюффа-младший. Эскулап осведомился о самочувствии и крепко пожал руку, а голубоглазый Поль-Константин, скороговоркой сообщив, что брата вызвало начальство, спросил, все ли здесь в порядке, а потом намекнул: мсье Гранта «если чего» всегда рады видеть у них дома. Мама не против и ружье уже зарядила.
На улице от Кейджа отворачивались. Не все, но многие, остальные же смотрели насквозь, не видя. Поздороваться решились единицы, на одной руке пальцев хватит, чтобы пересчитать. Небо хмурилось, по городу гулял сырой ветер, а в воздухе все еще витал запах ночного страха.
В соборе Крис долго сидел на скамье, глядя на огромное деревянное распятие, а потом кюре повел его к себе, где уже поджидал гражданин мэр.
* * *
— Как верно учит Карл Маркс, причиной всех революций являются факторы материальные, прежде всего экономические, — наставительно молвил отец Юрбен, наливая очередную рюмку. — Особенно тяжелое, поистине невыносимое положение трудового народа… Прошу, прошу!
Мэр не возразил, но рюмку взял с таким видом, словно ему накапали ацетона.
— Я это к тому, что господа санкюлоты, приехавшие из Тулузы в Авалон, думали прежде всего о своем невыносимом положении и очень хотели его исправить путем выноса некоторых материальных ценностей. Потому и графский дом подожгли — следы грабежа спрятать…
— Это были не революционеры, а провокаторы! — перебил Барбарен. — И нечего обобщать! Я тоже книжки читал. Между прочим, местные не грабили. Ну, вначале, а потом, когда из графского подвала бочку с вином выкатили… Я же говорю — чистая провокация!
— Конечно, конечно. И к старому собору идти не хотели. Их штыками подталкивали, верно?
Крис слушал в оба уха, понимая, что разговор о делах давних ведется не просто так.
— И что интересно, Кретьен, этот городской собор не тронули, только двери заколотили. В нем грабить было нечего. В старом же, возле которого графский дом стоял, имелось немало ценного. Кое-кто считал, что там спрятана сама Чаша Господня. Заблуждение, конечно, однако санкюлоты на всякий случай решили проверить. В алтаре хранился серебряный ковчежец, на котором был крест очень древней формы, именуемый в некоторых исследованиях «крестом Грааля». Вероятно, это и стало причиной слухов…
— Ничего ценного в ковчежце не хранилось! — вновь перебил Барбарен. — Это дело разбирали в Тулузе, в Революционном комитете. В книжке отчет напечатан. В той шкатулке был обычный поповский хлам!
Отец Юрбен мягко улыбнулся.
— Гражданин мэр! Будьте сдержаннее в словах! Я же не именую ваших санкюлотов бесславными ублюдками, по которым плакал Ад? Очень надеюсь, уже не плачет… В ковчежце хранились мощи двух местночтимых святых. Грабителей это обстоятельство весьма разочаровало. Вначале они разрубили ковчежец на части, принялись их делить, а потом увлеклись — и перестреляли друг друга. В Тулузе им хотели устроить торжественные революционные похороны, но потом передумали и просто закопали рядом с бойней. Вы не находите эту историю очень поучительной, tovarishh?
В ответ — лишь сердитое сопение. Кюре повернулся к Крису, взглянул сурово.
— Когда построили часовню, мсье Брока предложил горожанам прийти и покаяться, попросить прощения, снять с души грех. А возле часовни посадить небольшой парк в память о погибшей молодой женщине. Они отказались. Я не решаюсь их судить, Кретьен, лишь говорю о том, что было.
Кейджу вдруг подумалось, что эти двое немолодых, повидавших жизнь людей чего-то ждут от него. Удивился, а потом и огорчился донельзя. Что может он, чужак в чужой стране?
«…Я, Боже, хрупок, как стекло, пред страшной яростью Твоею!»
3
Она стояла возле чугунной ограды, в свете фонаря, и гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер в очередной раз пожалел, что согласился на встречу. Не из-за конспирации, гори она огнем, из-за себя самого. Утром простились, а он уже и соскучиться успел?
Успел…
Взял ее под руку, оглянулся на горящие окна Главного почтамта.
— Пойдемте, Ингрид!
В прошлый раз шли в сторону станции метро, на этот раз — наоборот. Без особой цели, в никуда. Харальд снял маленькую комнатушку возле Нордбанхофа, надеясь за несколько дней найти постоянное жилье. Где теперь квартировала баронесса, он решил пока не узнавать. Надежнее будет. Говорить ни о чем не хотелось, и они молча шли по укутанному в вечерний сумрак Берлину. Осень, на влажном асфальте — первые желтые листья сентября…
— Чувствую себя нелепо, — внезапно проговорила девушка. — Из-за вас, Харальд. Назначили меня командиром, а командовать некем. Даже вопросы задавать нельзя. Так ведь?
Разведчик ответил честно:
— Пока — да. Вы еще мало что умеете, Ингрид. Вас посадили в самолет, ткнули носом в приборы и даже не объяснили, где штурвал. Начинайте учиться, прямо сейчас.
— Вы были на почтамте, Харальд. Рассылка приходит раз в неделю, срок не вышел. Что случилось?
Он остановился, погладил светлоглазую по плечу.
— Правильный вопрос. Поэтому отвечу.
Достал из кармана плаща конверт, положил на ладонь.
— Фамилия другая, та, что в моем запасном паспорте. Обратный адрес — Стокгольм, и тоже — Главный почтамт. У меня умная жена. Но даже если перехватят…