Выживания не гарантирую - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Лазарчук cтр.№ 238

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Выживания не гарантирую | Автор книги - Андрей Лазарчук

Cтраница 238
читать онлайн книги бесплатно

Финиш был оборудован так: проведённая по земле светящаяся лиловым светом полоса – надо полагать, окружность с Башней в центре; вокруг Башни прямо в воздухе кружились рубиновые цифры, отмечающие число финишировавших, и когда Подколодные на них посмотрели, то увидели: «6–1 – 4». За чертой стояло множество вертолётов, а те, кто прилетал на дирижаблях, просто спрыгивали с них, низколетящих – так, по крайней мере, показалось ребятам. И ещё они видели, как сверху, с большой высоты, кто-то спускался на парашюте.

Упорные в своих намерениях, они отправились искать финишёров, чтобы отметиться, и со второго раза их внесли-таки в список.

Гвалт стоял какой-то запредельный…

117

Город Лакоста, более известный как Старый Порт, довольно долгое время – и когда здесь заправлял концерн, и ещё лет десять после того – был единственным перевалочным пунктом между Эстебаном и Застеньем, землюки настаивали именно на этой конфигурации, чтобы контролировать вывоз грюнсанда; потом к нему добавились Ньёрдбург и Цзуйвэн, а сравнительно недавно, уже на моей памяти – и Лянхай. После войны, когда Стену продвинули ещё на триста километров, Старый Порт и Цзуйвэн оказались отрезанными от Эстебана – и как города погибли. Сейчас, пролетая над Старым Портом, я рассмотрел: дома почти все разобраны, две из четырёх причальных мачт упали, ещё одна покосилась, на месте портовых складов сплошная ровная площадь, размеченная непонятными символами…

Помните, чем ещё был славен Старый Порт? Нет? Ну, ничего удивительного.

Старый Порт был славен своей набережной, широкой и длинной. Шла эта набережная вдоль искусственного озера, где разводили земную рыбу. Вот фотография из очень старого путеводителя: на фоне безоблачного рассветного неба – сплошная шеренга рыболовов с удочками. Да-да, это было у нас, именно вот на этом месте, я облетел его два раза, вглядываясь в покрытие набережной: всё было более или менее нормально, только в одном месте на набережную с той самой размеченной площади выезжало что-то очень тяжёлое, развернулось, разворотив плиты, и уехало обратно.

Я сел довольно-таки жёстко; самолёт почему-то долго не хотел прижиматься к земле, тянул и тянул на высоте в два-три метра, а потом, потеряв наконец скорость, с этой высоты бухнулся почти вертикально; первый раз я садился вроде бы мягче, – наверное, переделки сказались; зато было легче лететь, не требовалось всё время давить на ручку.

Вода стояла высоко (думаю, из-за того недавнего шторма), так что я потратил не слишком много времени на заправку: никуда не надо бегать, наклоняйся и просто черпай, – и разрешил себе подкрепиться: съел кусок мясного пирога, завёрнутый мне Марусей, и запил его парой глотков очень крепкого и очень сладкого чая с капелькой рома; я вообще-то не пью сладкий чай, но сейчас забота была не о вкусе и аромате, а об энергии. Потом я развернул за хвост самолёт, взлетел, описал полукруг над заброшенным городом – и полетел прямо на Башню, навстречу низкому уже солнцу, никуда более не отклоняясь, зато понемногу набирая высоту. В отличие от вертолёта, самолёт на высоте летает заметно быстрее.

Примерно через час слева впереди и внизу показались первые (вернее – последние) дирижабли.

ЛЮСЬЕНА

Ни жива ни мертва – так это называется?

Второй мост – нормальный, железный – мы пронеслись сходу, не останавливаясь, Гагарин орал какую-то песню, а по ушам било часто-часто: вжух-вжух-вжух-вжух, – звук отлетал от рифлёных пластин ограждения. Оставался последний довольно большой остров, перемычка, а потом начнётся Срединный! То есть полпути за плечами, и это более трудные полпути (так думала я, так думал и Гагарин). Даже если учесть, что стемнеет…

Солнце висело над самым горизонтом, красное и мягкое, подрагивающее. Мы вымахнули на остров. В этом красном остывающем свете открывшаяся картина была почти нестрашной.

Три вертолёта, наверное, столкнулись в воздухе и упали почти рядом друг с другом, один – здоровенный грузовой то ли «Кёнигсмарк», то ли «Бизон», они и целые-то похожи, а уж в таком виде подавно – горел, страшно чадя, чему там гореть, в вертолёте? (Вот Гагарин подсказывает: масло; масло очень даже неплохо горит, а в таких грузовиках масла много, там весь главный редуктор – сплошная масляная ванна). Второй лежал на боку, высоко задрав покорёженную лопасть и стойку шасси; третий сидел ровно, но на брюхе, и выглядел так, будто на него наступили сверху и вдавили в землю.

От него-то и бежали к нам наперерез, размахивая руками, четверо. И ещё двое довольно далеко отсюда шли по дороге, и в тот момент, когда мы вынырнули из-под берега, обернулись и подняли руки. Нет, не так, как показывают «я сдаюсь», а – даже не прося, а приказывая остановиться. Повелевая.

Не знаю, почувствовал Гагарин сам или это я в него так вцепилась, но он только прибавил скорость. Мы проскочили мимо первой группы буквально в метре, я в подробностях рассмотрела эти искажённые лица, эти раскрытые рты… и кто-то бросил в нас нож, но промахнулся, и какое-то время нож летел рядом с нами, совсем рядом, медленно переворачиваясь в воздухе, дорогой узорчатой стали нож с резной костяной рукояткой, не настоящий шаманский, но – удачная стилизация. Потом он отстал, упал на землю и закувыркался в сторону.

Держись, подумал Гагарин мне, и я изо всех сил сжала коленями седло, а левой рукой схватилась за скобу; он притормозил и тут же резко рванул вперёд, мотоцикл задрал переднее колесо и так и наехал на одного из останавливавших нас, а второго Гагарин ударил в грудь прямой вытянутой ногой, мотоцикл подскочил и какое-то время летел по воздуху, всё больше кренясь влево и задирая зад, потом опустился на переднее колесо и завилял, и я думала, что вот теперь всё, доездились, но оказалось, что нет, ещё не всё.

Что-то незнакомо и коротко прошуршало и хрястнуло над ухом, я повернула голову – из левого плеча Гагарина торчало чёрное оперение стрелы. Вернее, дротика для духового ружья.

Он как бы и не заметил этого, мы продолжали нестись с бешеной скоростью, ухнули вниз и вдруг оказались в темноте, дымка пополам с тенью закрыли дорогу и то, что было по сторонам, Гагарин включил фару, но видел ли он хоть что-то, я не знаю; скорее всего, нет; да это и к лучшему, в безумии подумала я, мне вдруг стало безумно страшно, словно мы уже умерли, не поняв того. Думаю, и Гагарину тоже стало страшно. А может, и нет. Он говорит, что у него и в нормальные дни теплопроводность, как у кирпича, а тогда он был совершенно бешеный и ничего не чувствовал.

Врёт, конечно…

Тетрадь двадцать первая

118

Последние крошки каменного мёда я засунул между десной и щекой, и его горячая горечь начала как будто бы выжигать рот, а потом и голову изнутри, так искра выжигает сухой трухлявый пень; я попробовал отогнать этот унизительный образ, но он упрямо возвращался. Я понимал, что брежу, это был лёгкий контролируемый бред, сейчас пройдёт.

И точно, бред прошёл, когда меня охватила дрожь. Лицо внезапно оказалось замёрзшим до потери чувствительности, я ощупывал его, как свинцовую маску, под пальцами вмятины образовывались и уже не исчезали. Не знаю, на какую высоту я забрался, альтиметр – как, впрочем, и спидометр, – зашкалили. Судя по тому, что по часам уже давно наступила ночь, а мне всё ещё прямо в глаза светило похожее на вишенку маленькое багровое солнце, высота была приличная.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию