В каждом институте, в каждой клинике был тогда секретный отдел. Они нам звонили, и мы вылетали.
Через час-полтора после выхода из состояния клинической смерти человек еще помнит, что с ним было. Потом все исчезает, одни огрызки остаются. Через пару дней спрашивали у того же «путешественника»:
- Помните, вы говорили то-то и то-то?
- Нет, не помню, не было этого!
Ставим ему кассету с записью.
- Да, правда, мой голос. Неужели это я говорил?
Мы спрашивали обо всем: что видел, что слышал, что ощущал, как ощущал. И наша задача теперь была - проверить.
Если человек говорил о каком-то месте, нас интересовали детали: где что стояло, лежало, двигалось. Понимаете? И сейчас же туда отправлялись и смотрели: действительно это находится там, на самом деле была такая ситуация?
И когда факт за фактом, факт за фактом... Мы точно знаем, что этот человек там просто не мог быть никогда в жизни, и не был он там. Но он все в деталях рассказывает, описывает обстановку. Он элементарно не мог знать, что есть такое здание, что в нем есть такая комната, что в этой комнате такой стол, такие чашки-ложки.
А ваш слуга-то прожженный материалист, особенно когда дело касается таких вещей! Пока руками не пощупаю, словам не поверю. Если скажете, что вчера в лифте валялась пачка из-под сигарет, скажу:
- Извините, мне нужно проверить.
А если эту пачку вы не могли видеть ни при каких обстоятельствах? Ну, не могли видеть - исключено!
И мы в этой лаборатории все проверяли. И место, и время, и ситуации - все! И получали подтверждение. За то время завели почти пятьсот дел. В трехстах восьмидесяти семи из них -неопровержимое доказательство отсутствия смерти.
Как быть, дорогие мои? Как быть?
Мой напускной материализм разлетелся по швам. И с каким еще треском! Смерти-то, оказывается, нет!
В очередной раз убедился!
Смерть отсутствует!
Как мы свою одежду изношенную бросаем, так же оставляем и свое тело. Верите - не верите, мне глубоко начхать на ваше мнение. Все равно там встретимся у входа в экзаменационную комиссию.
Хотите одну историю из архивных материалов лаборатории расскажу?
Однажды мы выехали по вызову. Приезжаем.
Мужчина 37 лет, ростом больше двух метров, как телефонная будка - махина. Геолог-забулдыга.
Вернулся из экспедиции, в городском парке перед пивным баром с кем-то там подрался, получил четырнадцать ножевых ранений. Пока его везли в больницу, наступила смерть. Его отвезли в морг. Дело было в пятницу.
А через два дня в понедельник, когда патологоанатом пришел на работу и приступил к изучению тела, вдруг это бездыханное тело зашевелилось, схватило его за руку, и он услышал отборную брань.
Через несколько дней, после операции, мы общались с этим ожившим геологом.
- Была, - говорит, - пьяная драка. И вдруг почувствовал очень сильную боль. А потом начал падать в канализационный колодец. Не помню, как долго падал, помню, хватался за стены, упирался руками - ногами. Чувствую, если до низу долечу - в живых не останусь.
Я начал выкарабкиваться, цепляясь за склизкие стены. Вонючие до невозможности! До того мерзко было - человеческих слов не хватает! От этой вони, от этого дикого смрада пришел в себя. Выполз наружу.
Выхожу, а там машины стоят - «скорая», милиция. Люди собрались. Осматриваю себя - нормальный, чистый. Через такую грязь полз, но почему-то чистый. Подошел посмотреть: что там, что случилось?
Людей спрашиваю, они на меня - ноль внимания, гады! Вижу, какой-то мужик лежит на носилках, весь в крови. Подумал: «Так тебе и надо». Что-то в лице этого мужика меня привлекло. Где-то виделись, что ли?
Носилки втащили в «скорую», и уже машина стала отъезжать, как вдруг чувствую: с этим телом меня что-то связывает.
Крикнул:
- Эй! Куда вы без меня? Куда моего брата увозите?!
И тут вспомнил: а никакого брата у меня нет! Сначала растерялся, а потом понял: это же я!
Если это тело - я, то я-то кто? Я за ними побежал, кричу:
- Сто-ой! Куда меня увозишь?
А потом чувствую, что я не бегу, а лечу за машиной, чуть выше нее. Тело находится в «скорой», а я лечу сзади...
И т. д.
Он нам рассказал, по каким улицам летел, что на этих улицах было. В одном месте, оказывается, пожарные стояли и пожар был, маленький такой. Это помнит. Мы потом проверили - оказалось правдой. Было такое.
«Скорая» приехала в больницу, хирург посмотрел, сказал:
- Умер.
А я подбегаю к этому хирургу и матом:
- Ты что, твою мать? Как я умер? Давай, там это, трам-тарарам, штопай! Я приду в себя, я еще не умер!
Собрались увозить в морг. Я в отчаянии туда хожу, сюда хожу. За телом пошел.
Стали каталку вталкивать в лифт, а тело-то огромное - не влезает. И, когда двери закрывались, ноги прищемило.
- Твою мать! - говорю. - Ты что делаешь?! Мне это тело еще пригодится!
Обращаюсь к санитару - не слышит.
Та-ак! Тут курить захотелось. Смотрю, в лифте лежит скомканная пачка сигарет, и бутылка из-под кефира стоит. Кефира там, ну, так примерно на одну треть осталось.
Отвезли меня в морг. Два дня я там ходил, среди этих скафандров, без хозяина.
(Обратите внимание - «без хозяина»!)
Я туда сходил, сюда сходил - везде и всюду был. Домой пошел - жена плачет. Уговариваю свою жену, успокаиваю: «Ну, что делать?»
Но тело все равно меня не отпускает. Возвращаюсь, брожу вокруг него.
А в понедельник меня как-то затянуло обратно. И так мне туда неохота было, так было больно, так грязно все это.
Когда патологоанатом пришел на работу... я понял, что на этом у меня все закончится. Начал метаться вокруг него, и вдруг в какой-то момент меня затянуло...
Очнулся в палате через четыре дня.
Обратите внимание: «затянуло». Этот момент возврата в тело редко кто помнит.
После того как его выслушали, мы стали проверять: пачка сигарет на месте лежит, в лифте. А тело-то было накрыто - он не мог видеть! Бутылки нет. Стали искать. Оказывается, уборщица утащила.
Нашли бутылку из-под кефира, но мытую. Спрашиваем: