— А что с тем ребенком?
— Ну, там все плохо, — честно сказала медсестра. — Вы не бойтесь, он нас не слышит, он загруженный на полную…
Вадим не стал больше уточнять, сосредоточился на рассматривании девочки Даши.
Она была уже такая ясноглазая…
— Вадим! Вы… безумец! Вы…
Светлана Марковна не могла найти слова. Она потрясала кистями, она корчилась и хрипела от ярости:
— Меня? Умирающего человека? Приволочь? На съемочную площадку? И предложить что? Сняться в рекламе? Я должна рекламировать колбасу? Или чипсы? Что вы для меня приготовили? Безумец! Бессердечный безумец!
Как все сложно. И всегда надо откуда-то брать силы и смелость, чтобы все объяснять.
— Я предлагаю… рекламировать жизнь.
— Что?
— Это даже не реклама… Это практически обращение к народу.
— Вы сумасшедший!
— Это ваш шанс сказать всем то, что вы говорили мне в машине.
— Вы отвратительный безумец!
Но Вадим уже понимал, что нашел нужную ноту. И для себя нужную, и для нее, Светланы Марковны.
— Светлана Марковна! Вы сейчас как никто другой знаете цену жизни! Вы понимаете, как больно… тратить время впустую… или не впустую, но не ощущая вкуса этой самой жизни… А он есть! И стоит его только распробовать, как все меняется! Но никто не понимает, пока не начинает терять эту жизнь! Она же всегда есть, ты ее не замечаешь! Но если вдруг становится понятно, что ее скоро не будет, тогда ведь все сразу встает на свои места! Сразу проясняется — вот главное! А вот то все — ерунда! И только вы можете это доступно объяснить! Только вы стопроцентно, абсолютно в теме!
Светлана Марковна молчала, смотрела на Вадима. Слезы. Черные зрачки.
— Вы безумец… Как я смогу? Я… я много лет… много! Много лет не выходила к людям!
— Но я помню, как вы выходили! Это было событие! Вы — мастер! Вы — талант! Вы — актриса!
— Я уж давно не актриса!
— Вы всегда актриса! И сейчас может быть сыграна одна из ваших лучших ролей! Роль, какой еще не было!
Светлана Марковна сжала виски и отвернулась.
Оля влетела в салон, как бомба. У нее было мало времени — раз, мало денег — два, мало других стимулов в жизни — три!
— Мне вне очереди массаж, маску, парикмахера! — сказала она администратору. — Я договаривалась.
— Хорошо! — администратор, растопыривая ноготки, полистала журнал. — Парикмахер будет свободен через час, маску можно сделать прямо сейчас. А массажистка освободится… Ой, я не знаю, надо спросить. У нас клиент не по записи, журналистка, которая про нас пишет! Я сейчас позвоню, узнаю, долго еще или нет!
Пауза.
— Не надо звонить! — Оля странно улыбнулась. — Я сама спущусь, спрошу. Мне нетрудно.
Она протопала знакомой дорогой вниз, к чудо-запахам моря красоты, и каждую секунду умоляла себя не ругаться прямо с порога. Ах, свинья! Ах, жаба! Пользуясь случаем и бабками Вадима, решила пролечить свое уродство? Так вот не получится у нее ничего! И потому, что такое не лечится,
и потому, что Оля еще здесь и полна сил! И отомстит за свое отобранное бытовое счастье!
— Можно? — Оля поскреблась в дверь: — Надя, это я!
— А! Сейчас, Ольга Викторовна! Сейчас! Мне еще пять минуток буквально!
— А я зайду, хорошо?
— Тут клиентка!
— Я думаю, клиентка будет не против! — Оля распахнула дверь, втекла, как расплавленная лава, вся такая горячая, опасная. — Клиентка потерпит, не развалится!
Таня немедленно ойкнула и попыталась прикрыться чем попало.
— Не дергайся, — Оля уже рядом, уже рассматривает. — Я уже все увидела! И этим ты хочешь удержать Вадима?
— Я никого не удерживаю. — Таня попыталась сесть, а потом подумала — а черт с тобой! — Никого я не удерживаю, особенно тебя. Продолжайте, Надя, пора заканчивать, мне еще ехать на эту… на вечеринку!
— На вечеринку? — Оля обошла, встала с другой стороны, чтобы Наденька ее не задела. — С каких пор? Совсем офигела? Совсем совесть потеряла? На вечеринку она!
— Оля! Заткнись и уйди!
— Заткнись? Уйди? Она живет за мой счет в моей квартире и еще смеет открывать свою пасть?
Надя с ужасом делала вид, что ничего не происходит.
— Она ездит в моей машине, жрет из моего холодильника и говорит, чтобы я ушла! Это ты уйдешь, моя дорогая! Ты! А не я!
— Оля, — Таня даже улыбнулась, — ты получила моего мужа. Я получила твоего. Какие вопросы?
— Неравноценный обмен! Вот, какие вопросы!
— Скажи это Игорю, он обрадуется.
— Я не хочу разговаривать с этим козлом!
— И козел его тоже обрадует.
— Да мне до сиреневой звезды, кого из вас что обрадует! Я просто хочу, чтобы мне отдали мое!
— Извини, у меня уже неприемное время. Я расслабляюсь.
Оля полыхала синим пламенем. Да что ж такое! Да как же так? А Таня была спокойна, даже улыбалась. Какое она имеет право улыбаться? Оля чуть за ногу ее не схватила, чтобы стащить со спа-трона!
Но сил не было.
Оля упала рядом, на мраморную ступеньку, уронила голову на локти.
— Как же вы меня достали, уроды! — она плакала. — Как я устала от этой вашей тихой жизни! Я вожусь тут, вожусь, пытаюсь как-то облагородить вас…
— Бессмысленно. Мы уже не облагородимся, Оля.
— Какие же вы тут уроды…
— Мы закончили. Полежите чуть-чуть, я вас накрою, чтобы масло впиталось хорошенько! — массажистка поспешила сбежать.
Оля и Таня остались одни, прямо посреди запахов океана, посреди звуков спокойствия, в мягком свете свеч.
— Зачем я вообще сюда приехала, я не понимаю? — Оля была просто всмятку. — Зачем? Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех! Ненавижу этот долбанный город!
Когда Настя Вторая влетела в студию, Светлана Марковна уже успела устать и успокоиться. Она тихо сидела в углу, рядом на корточках — растерянный Вадим.
— Ты, что ль, режиссер?
Настя Вторая обернулась. К ней шел как раз режиссер. И она его знала. Он что-то когда-то преподавал. Настя Вторая его тогда не запомнила, а он не запомнил Настю Вторую. Но оба напряглись, поскольку общий контекст был довольно агрессивным.
— Ты студентка, так?
— Ага… А вы у нас на третьем курсе преподавали…
— Ну-ну… И что?
— Да так…
Настя Вторая обернулась — а вдруг Вадим сможет сейчас подойти и все объяснить этому взрослому человеку, режиссеру, преподавателю? Нет? Ну, ладно.