– Но я же не специально!
– Конечно, – успокоил я его”
[677].
Партийный вождь Казахстана Кунаев, полноправный член Политбюро с 1971 года и отъявленный коррупционер, лишился своего места в январе 1987 года. Петр Демичев, кандидат в члены Политбюро с 1964 года и министр культуры с 1974-го, давно занимался травлей художников и писателей, которые со временем сделались сторонниками Горбачева. Уволить его удалось только в сентябре 1988 года. Партийный глава Украины Щербицкий (тот самый, что слишком поздно прилетел 11 марта из Калифорнии, и это избавило его от необходимости, кривя душой, голосовать за Горбачева) продержался до сентября 1989 года. Другие члены Политбюро, назначенные на свои должности еще в начале 1980-х (Алиев, Воротников и Михаил Соломенцев), были лишь чуть-чуть прогрессивнее. Лев Зайков, которого Горбачев включил в состав Политбюро в 1985 году, приносил определенную пользу – выступал в качестве буфера между Горбачевым и военно-промышленным комплексом. Виктор Никонов, назначенный ответственным за сельское хозяйство, не справился (как и большинство его предшественников) с поставленной задачей – оживить полумертвое село.
Этот перечень снова напоминает о том, сколь непохож был Горбачев на свое окружение. Такое отсутствие единомышленников среди руководства было фактом советской политической жизни. Однако способность Горбачева давать взвешенную оценку тем, кому он сам оказывал покровительство, оставляла желать лучшего. Борис Ельцин и Горбачев были ровесниками и изначально являлись политическими союзниками. Ельцин тоже выделялся среди своих партийных сослуживцев энергичностью и тягой к новаторству. В марте 1985 года он оставался первым секретарем Свердловского обкома КПСС, и вряд ли ему светило повышение – отчасти потому, что он был настолько же вспыльчив, насколько Горбачев сдержан. Именно поэтому Рыжков предостерегал Горбачева: “Наберетесь вы с ним горя. Я его знаю и не стал бы рекомендовать”. Но Лигачев, сам бывший крепкоголовый сибирский начальник, признал в Ельцине брата-сваебойца. Съездив в Свердловск, чтобы познакомиться с ним лично, Лигачев позвонил Горбачеву посреди ночи и объявил: “Ельцин – тот человек, который нам нужен. Все есть – знания, характер. Масштабный работник, сумеет повести дело”
[678]. Тогда Горбачев назначил Ельцина заведовать отделом строительства ЦК, хотя, по мнению самого Ельцина, такая должность была чересчур скромна для человека с его талантами и опытом. Вскоре последовало повышение – в июле 1985 года он сделался секретарем ЦК и первым секретарем Московского горкома партии, заменив на этом посту Гришина. Эта должность уже идеально подходила для того, кто со временем бросит вызов своему благодетелю.
С такими кремлевскими союзниками Горбачеву уже никакие противники не были нужны. Тем более важной становилась задача собрать команду ближайших личных помощников, которым можно было бы полностью доверять. Но и на это ушло много времени – и, надо заметить, с этой задачей Горбачев так и не справился. Болдин – его главный помощник с 1982 года, которого он позже назначил главой президентской администрации, – в конце концов предал его. Так же поступил Лукьянов, которого Горбачев сделал председателем нового советского парламента, избранного в 1989 году. 67-летний Андрей Александров-Агентов состоял при Брежневе главным помощником по международным делам почти все годы его правления, однако Горбачев не увольнял его еще целый год. Позднее Александр-Агентов сетовал, что Горбачев “совершенно не умеет слушать (вернее, слышать) своего собеседника, а целиком увлечен тем, что говорит сам”. Возможно, это просто означало, как утверждает Арчи Браун, что Горбачева “не очень-то интересовали” суждения Александрова-Агентова, однако здесь любопытнее другое: Горбачев продолжал держать при себе человека, который думал про своего шефа, что его “внешняя открытость и благожелательная приветливость – это скорее привычная маска, за которой нет действительно теплого и доброго отношения к людям. Внутри – всегда холодный расчет”
[679].
Черняев, сменивший Александрова-Агентова в феврале 1986 года, был Горбачеву настоящей родственной душой – в том смысле, что он давно уже вынашивал идеи радикальных реформ, в пользу которых в итоге склонился сам Горбачев. Просвещенный аппаратчик Черняев принадлежал как раз к таким интеллектуалам, каких очень уважали Михаил и Раиса Горбачевы: выполняя свои рабочие обязанности в ЦК, он находил время читать Байрона, Стриндберга, Ибсена, Ницше и Карлейля
[680]. Грачев называл Черняева “самым преданным и надежным” помощником Горбачева. А сам Горбачев однажды, представляя Черняева премьер-министру Испании Фелипе Гонсалесу, назвал его своим alter ego
[681].
Подобно Черняеву, Георгий Шахназаров был сторонником радикальных реформ
[682]. Как и Горбачев, Шахназаров изучал право: он окончил юридический факультет Азербайджанского государственного университета в 1949 году и аспирантуру при Институте права АН СССР в 1952 году. Со временем Шахназаров защитил докторскую диссертацию в области права и стал одним из создателей политологии как научной дисциплины в СССР. А еще он писал стихи и научную фантастику. При первом знакомстве Горбачев “ошеломил” его, сообщив, что читал книги Шахназарова “Социалистическая демократия” и “Грядущий миропорядок”. “Впервые за четверть века работы в аппарате я говорил с одним из начальников России как со своим коллегой-политологом”
[683].
В 1988 году Шахназаров стал главным советником Горбачева по делам социалистических стран и политическим реформам в СССР. Но еще до этого он сопровождал Горбачева в заграничных поездках. Часто, когда самолет уже летел на родину, Горбачев приглашал помощников в свою кабину – поужинать в непринужденной атмосфере вместе с ним и Раисой. Она всегда была радушной и обаятельной хозяйкой, а однажды, в марте 1988 года, на пути из Белграда в Москву, вдруг объявила мужу: “Миша, мне кажется, здесь товарищи, на которых можно положиться, сложилась команда Горбачева”.
Горбачев тогда промолчал, как вспоминал Шахназаров, но по выражению его лица было видно, что его “несколько задела эта подсказка”. И дело было не в том, что замечание жены явно касалось политики – она ведь часто участвовала в политических обсуждениях. Скорее, полагал Шахназаров, это объяснялось тем, что “не в его натуре [было] проявлять открытое благоволение к кому-либо”. Такая привычка восходила к традиционному представлению большевиков о том, что в политике нет места эмоциям. Но Шахназаров понял, что Горбачев проигнорировал замечание жены “из затронутого самолюбия”. Он не стал подробно пояснять свою мысль, но, очевидно, подразумевал, что Горбачеву просто не нравилось признаваться в том, что он от кого-то зависит
[684].