Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 61

В XIX веке казацкий исторический миф сыграл важную роль в формировании современного украинского национального проекта, который, в свою очередь, привел к основательному перевороту в восточнославянском нациеобразующем процессе и содействию утверждения современного различения трех восточнославянских наций.

Киево-Могилянская академия и ее воспитанники. Гравюра XVIII в.

Если граница между «Малой Россией» и Речью Посполитой (в которой были свои русины) становилась все более выраженной, то граница между Гетманщиной и Московией все больше размывалась. В результате административных и военных реформ Петра, которые начали интеграцию Гетманщины в имперскую административную систему, становилось все труднее увидеть границу между Гетманщиной и Московией как двумя независимыми образованиями, связанными между собой только личностью правителя — идеалом, который воспроизводили казацкие летописцы поздней эпохи. Еще до отмены гетманства преемник Мазепы гетман Иван Скоропадский просил царя, чтобы курьеры платили за услуги, которые они получают на территории Гетманщины, апеллируя при этом не к правам Войска Запорожского, а к обычным практикам в других частях империи ^[397]. Изменение лексики, с помощью которой казацкие интеллектуалы описывали себя, свою страну и московского «другого», также свидетельствует о постепенном сдвиге в ориентациях. Теперь не только русинов и казаков все чаще называли малороссиянами, но и об их московских визави говорили не как о москалях, а как о великороссах или просто русских. Поэтому термины «Россия» и «русские» могли обозначать Гетманщину и ее жителей, Московию и ее жителей или обе одновременно. Такое изменение в терминологии облегчало выходцам из элит Гетманщины службу в имперских органах власти. По многим признакам, казацкие летописцы были последними защитниками традиционных определений и ценностей, единственно напоминавшими читателям об отдельном характере Гетманщины. Как отметил Франк Сысын, «в связи со стиранием различий в культуре и терминологии, ранее отчетливо разделяли Украину и Россию, главными средствами различия этих двух народов стали политическая теория и историография» ^[398].

К этому можно добавить, что в ближайшей перспективе способность этих двух отраслей знания очерчивать такие различия оказалась довольно ограниченной, однако в долгосрочной перспективе историография сыграла важную роль в создании исторического фундамента новой украинской идентичности ^[399].

«И сказали они: «Построим себе город и башню высотою до небес. И сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли». Такими согласно Книге Бытия (гл. 11.4) были намерения строителей Вавилонской башни. Но дерзкое пренебрежение ими воли Божьей навлекло гнев Всемогущего, который наказал человеческий род, поделив его на множество различных стран и языков. Он считал, что страшнее этого бедствия может быть разве что потоп. Повествование о Вавилонской башне стало краеугольным камнем исторического нарратива всего средневекового христианского мира. В частности, оно попало в текст «Повести временных лет», написанной в Киеве в начале XII века. Киевские князья также «сделали себе имя» (этим именем была «Русь») и занялись собственным «строительным проектом», в котором сочетались такие элементы конструкции, как русская земля, религия и народ. Попасть на небеса они надеялись за счет принятия и поддержки христианства в своей стране. Однако дальнейшая судьба княжьего почина не слишком отличалась от судьбы строителей Вавилонской башни. В середине XIII века их обескровленное междоусобицами общее государство стало жертвой пришельцев с востока — монгольских захватчиков. Киевская держава была разделена, а ее народы в дальнейшем сформировали отдельные литературные языки и нации.

Первым восточнославянским образованием, которое можно назвать раннемодерной нацией, было русское сообщество, сформировавшееся в конце XVI — начале XVII веков на украинских и белорусских землях польско-литовской Речи Посполитой. Эта русская идентичность выросла из идентичностей литовской и польской Руси долюблинского периода. Чтобы стать национальной в раннемодерном смысле этого слова, русская идентичность должна была не только преодолеть линии разделения между польской и литовской Русью, но и справиться с засилием локальных идентичностей на русских землях Великого княжества Литовского. Русская идентичность была сконструирована под влиянием идей Возрождения и «национального» дискурса польских и литовских элит того времени. Она в полной мере оформилась в период борьбы православных украинских и белорусских элит против объединения Киевской митрополии с Римом, о чем было провозглашено на Брестском соборе 1596 года. Эта идентичность основывалась на понятии отдельной нации («народа»). В том понимании, которое православная церковь вкладывала в понятие русской нации, в составе которой были не только князья и шляхта, но и казаки, горожане и, иногда, крестьяне. Дискурс, который наделил чертами эту идентичность, развили авторы полемических религиозных произведений, которые появлялись как грибы после дождя на украинских и белорусских землях в связи с полемикой по поводу церковной унии. Таким образом, революция в книгопечатании способствовала возникновению русской нации, которая в очень короткое время уже имела собственную литературу. Читательская аудитория этой литературы состояла из относительно широких (по сравнению с предыдущими читательскими кругами) сегментов шляхты, духовенства и мещанства. Русскую нацию и идентичность того периода нельзя считать прямыми предшественниками модерной украинской или белорусской наций и идентичностей в той же мере, в которой раннемодерная московская идентичность может считаться предшественницей российской нации. Русская идентичность Берестейского периода вышла победительницей в соревновании с идентичностными проектами, которые ограничивали лояльность местных элит украинскими или белорусскими территориями, расположенными по разные стороны внутренней границы Речи Посполитой: одни в Польском королевстве, другие — в Великом княжестве Литовском. Победа русской идентичности над этим разграничением была, однако, временной: в долгосрочной перспективе среди восточнославянского населения бывших земель польской короны и Великого княжества Литовского она была оттеснена с арены самобытными украинской и белорусской национальными идентичностями.