Постепенно официальная московская практика ограничения территории Малой Руси землями казацкого государства закрепилась и в казацкой документации, а в переписке с Москвой казацкие писцы заменили «Украину» «Малой Россией», а «Московию» — «Великой Россией». Как показывает переписка гетмана Ивана Брюховецкого, писцы прибегали к такой терминологии в переписке и сделках с московскими властями, тогда как в письмах к донским казакам (а что уж говорить о письмах за пределы Московии) она отсутствует
[332]. Похоже, что члены русской элиты за пределами Гетманщины, имея меньше дел с Россией, не знали об изменении в значении термина «Малая Русь». Скажем, православные жители Полоцка, прося царя не забывать о них после Андрусовского перемирия (1667) и защищать права православных Речи Посполитой на переговорах с королем, считали свой город частью Малой Руси
[333]. Хотя верные давней традиции церковные элиты продолжали использовать термин «Малая Русь» в его первоначальном широком смысле, политические события вновь заставили пересмотреть его значение, еще больше сократив территорию, которую он обозначал. После Андрусовского перемирия в руках Московии остались только левобережные земли, так случилось потому, что возникла тенденция ограничивать Левобережьем не только понятие Войска Запорожского и Украины, но и понятие Малой Руси.
Чтобы избежать обвинений с польской стороны в нарушении соглашения или выдвижении незаконных претензий на Правобережье, московские дипломаты внимательно следили, чтобы их новые соглашения с левобережными гетманами касались исключительно Войска Запорожского «этой стороны Днепра», и в целом пытались не называть Правобережье «Малой Россией». Казаки же, со своей стороны, неохотно отказывались от понятия Малой Руси на обоих берегах Днепра, ведя переговоры с московскими властями — так же, как не хотели отказываться от идеи Украины по обе стороны этой реки
[334]. Только в 1674 году, когда московские силы и левобережные казаки ступили на Правый берег, а Ивана Самойловича провозгласили гетманом обоих берегов Днепра, московская власть все-таки решилась причислить «Заднепрские полки» в перечень малороссийских городов
[335]. Распространение власти царя на Правобережье оказалось недолговечным, поэтому термин «Малая Русь» вскоре вернулся к тому значению, которое было до 1674 года.
Левобережное казачество, чьи гетманы сохранили в своем титуле воспоминания о двух берегах Днепра, продолжало рассматривать Малую Россию / Украину как занимающую обе стороны Днепра, тогда как московские дипломаты в целом ограничивали понятие «Малая Русь» Левобережьем вместе с Киевом.
Хотя в территориальном измерении Малая Русь уменьшалась, популярность этого термина среди казацких элит во второй половине XVIII века получила новый импульс. Если поначалу казацкая старшина использовала его только в отношениях с Москвой, то под конец века этот термин употребляли и в отношениях с другими государствами региона. Доказательство этого находим в тексте соглашения, подписанного в мае 1692 года между крымским ханом и гетманом Петром Иваненко, иначе известным как Петрик — одним из конкурентов Ивана Мазепы в Гетманщине. Согласно тексту соглашения, стороны назывались Крымским и Малороссийским государствами. Последнее еще называли Киевским и Черниговским княжеством. Его границы преимущественно ограничивались Левобережьем, но Петрик задумывал расширить его территории на восток и запад, присоединив слобожанские полки (которые в то время находились под прямой властью Москвы) и переселив часть слобожанского населения на Правобережье
[336]. Использование Петриком «малороссийской» терминологии свидетельствует о том, что она была популярна среди высшей элиты Гетманщины и бытовала в Генеральной военной канцелярии, в которой Петрик служил канцеляристом перед тем, как бежал в Крым.
«Малороссийская» терминология, которую полностью усвоили московские писцы, не вызывала у Москвы подозрений относительно лояльности казацких элит. Поэтому термин «Малая Русь» и производные от него слова постоянно применимы в казацких и московских документах. Однако поскольку Ракушка-Романовский в летописи применял термин «Малая Русь» только когда он встречался в царском титуле, можно догадаться, что данный термин не был популярным среди казацкой старшины среднего уровня и духовенства Гетманщины, которые не поддерживали непосредственных контактов с Московией. Другое дело — новые, более образованные представители светской и религиозной элиты Гетманщины. Казацкие ученые мужи нового поколения, подверглись воздействию тогдашней политической и исторической мысли Московии и не удовлетворились ограничениями, которые на них налагал короткий хронологический размах казацкого исторического нарратива, воплощенного, к примеру, в Летописи Самовидца. Как свидетельствуют упоминания Петрика о Малой Руси и Киевском и Черниговском княжествах, из московского взгляда на Гетманщину как на территорию княжеств Рюриковичей можно было извлечь пользу, связав свое непосредственное казацкое прошлое с куда более древней историей Руси вплоть до старокиевских времен. Такая терминология, кроме того, давала новому поколению казацкой элиты возможность (которой не давал дискурс, опирающийся на казачество) артикулировать восприятие себя как отдельной русской нации. Судя по тексту договора, Малороссийское княжество Петрика состояло из Войска Запорожского и малороссийского народа.
«Летопись событий…» Самуила Величко
Последнее из упомянутых понятий стало известным задолго до времен Петрика. Еще в 1663 году Иван Брюховецкий — скорее всего, выпускник Киево-Могилянской академии и один из самых новаторских политических пропагандистов среди казацких гетманов — обратился с универсалом к «малороссийскому народу», заменив таким образом термин «русский народ», что случается в документах его предшественников
[337]. Брюховецкий не отказался полностью от старого термина в своей документации, однако употреблял его в основном в универсалах, обращенных к населению Правобережья, в которых пытался подчеркивать единство Малой Руси и подпольской Украины
[338]. В 1669 году гетман Демьян Многогрешный или, вероятнее, кто-то из его канцеляристов придумал формулу «народ православный христианский малороссийский всенародный»
[339]. В 1685 году его преемник гетман Иван Самойлович выдал инструкцию своему послу в Москву «от нас, гетмана, старшины и всего войска Запорожского, и народа малороссийского»
[340]. Если казацкая сторона охотно принимала термин «малороссийский народ», то московская власть в целом избегала его в документах, а вместо этого говорила преимущественно о малороссийских городах, жителях Малой Руси или малороссийских городов
[341]. Термин «малороссийский народ» стал важным инструментом создания новой казацкой идентичности. Он опирался на утвержденную традицию употребления термина «русский народ», но в то же время подстраивал ее под новые обстоятельства. Кроме того, он проводил границу между казачеством, с одной стороны, и русинами, оказавшимися за пределами Гетманщины, с другой. Он также разграничивал казацкие элиты и московитов, поскольку последние хоть и рассматривались как причастные к Малой Руси, но, безусловно, оставались за пределами малороссийского народа.