Я сижу на унитазе в туалете, когда звонит мой телефон. Беру его и смотрю на экран – номер незнакомый, но это может быть Авессалом.
Я быстро заканчиваю свои дела и смываю за собой, прежде чем нажать кнопку ответа и сказать:
– Алло?
– Привет, Джина.
От этого голоса у меня перехватывает дыхание. Это голос из моей головы, голос, который я не могу изгнать, как бы я ни молилась. Мои пальцы немеют, и я прислоняюсь к раковине, глядя на отражение своего бледного, испуганного лица в зеркале.
Мэлвин Ройял звонит мне по телефону. Как это может быть?
– Джина? Ты еще здесь?
Я хочу повесить трубку. Говорить с ним по открытой связи – все равно что держать сумку, полную скорпионов. Но я каким-то образом ухитряюсь произнести:
– Да, я слушаю.
Мэлвин любит хвастаться. Любит смаковать свои победы. Если он организовал это все, он так и скажет, и, может быть – всего лишь может быть, – выдаст что-то, чем я смогу воспользоваться.
«У него есть мой номер. Откуда он его взял? Как раздобыл?» Кец. С ней мы едва-едва познакомились… но я не давала ей свой номер.
«Сэм». Нет, не Сэм. Пожалуйста, только не Сэм.
Погодите…
Я брала телефон с собой в тюрьму. Я сдала его на входе и забрала на обратном пути. Там, в «Эльдорадо», есть кто-то, кто отправляет письма Мэла, минуя официальные каналы. И этот «кто-то» вполне мог взломать и мой телефон. Времени было достаточно. Мне становится плохо от того, что я не подумала об этом раньше.
Мэл продолжает говорить, в его словах теперь звучит фальшивая теплота.
– Милая, у тебя выдалась очень трудная неделя. Это правда, что нашли еще одно тело?
– Да. Я видела ее.
– И какого цвета она была?
Я ожидала от него каких угодно слов – но не этих.
– То есть? – тупо переспрашиваю я.
– Когда-то я составил цветовую схему – как выглядит тело без кожи на разных стадиях. Она была ближе к цвету сырой курицы или к слизисто-коричневому?
– Заткнись.
– Заставь меня заткнуться, Джина. Повесь трубку. Однако погоди; если ты это сделаешь, если ты так поступишь, то никогда не узнаешь, что тебя ждет. И кто.
– Я тебя убью.
– Несомненно, ты хочешь этого. Но у тебя не будет времени. Я тебе обещаю.
Так холодно мне не было никогда в жизни. Его голос звучит все так же, как и прежде – разумно, спокойно, взвешенно. Рационально. Вот только ничто из того, что он говорит, нельзя назвать рациональным.
– Тогда скажи мне. Ты тратишь время зря.
– Полагаю, ты узнала кое-что о твоем новом дружке Сэме? Тебе ужасно не везет с мужчинами, верно? Держу пари, он думал обо всех тех вещах, которые собирается сделать с тобой. Это предвкушение заводило его каждую ночь.
– И это все, что ты можешь сказать, Мэл? Потому что ничего другого тебе не остается. Ты можешь лишь врать. Ты никогда больше не увидишь меня. Никогда не прикоснешься ко мне. А я намерена переварить всю эту кашу.
– Ты даже не знаешь, что происходит. Ты не видишь.
– Тогда скажи мне, – отвечаю я. – Скажи мне, что именно я упускаю. Я знаю, тебе до смерти хочется поведать мне, какая я глупая.
– И скажу, – подтверждает Мэл, и неожиданно его тон меняется. Маска спадает, и теперь я слышу, что со мной говорит монстр. Это другой, совсем другой голос; он даже звучит не по-человечески. – Я хочу, чтобы ты знала: когда это случится, когда все рухнет, это будет твоя вина, бесполезная тупая сучка. Мне следовало начать с тебя. Но я покончу с тобой, рано или поздно. Ты говоришь, я никогда не прикоснусь к тебе? Еще как прикоснусь. Я тебя наизнанку выверну.
От этих слов мое тело покрывается гусиной кожей; я вжимаюсь в угол, как будто он даже по телефону способен дотянуться и схватить меня. Его здесь нет. И не будет. Но этот голос…
– Ты никогда не выйдешь из тюрьмы, – удается выговорить мне. Но я произношу это не как Гвен, а как Джина. Сейчас я Джина.
– А ты разве не слышала? Мой новый адвокат считает, что я стал жертвой нарушения прав. Возможно, удастся опровергнуть кое-какие улики. Возможно, будет новый суд, Джина. Как ты думаешь, тебе захочется снова пройти через все это? Ты хочешь еще раз давать показания?
От этой идеи меня тошнит физически, и я чувствую, как к горлу подкатывает волна обжигающе-кислого вкуса. «Не отвечать ему. Повесить трубку». Я кричу это себе так, словно нахожусь снаружи собственного тела. «Повесь, повесь, повесь!» Это все равно что оказаться запертой в кошмаре; мне кажется, что я не могу пошевелиться… а потом я вдыхаю воздух, паралич проходит, и я смещаю палец к кнопке «Завершить звонок».
– Я передумал, – говорит Мэлвин, но я уже нажимаю сенсорную кнопку. – Я скажу тебе…
Щёлк. Я сделала это. Он изгнан. Кажется. Я выиграла этот раунд… правда? Или я просто сбежала?
О боже… Если они залезли в мой телефон, то могли узнать оттуда многое. Номер моих детей. Номер Авессалома. Что еще у меня там хранится?
Я опускаюсь на корточки, вжавшись спиной в угол между раковиной и дверным косяком с петлями, осторожно кладу телефон на пол и смотрю на него так, словно он может превратиться в кусок гниющего мяса или извергнуть клубок скорпионов. Подняв руку, снимаю с крючка полотенце и с силой прикусываю его – так крепко, что мышцы челюсти начинают ныть. И кричу, заглушая свой крик мягкой махровой тканью.
Я кричу, пока у меня снова не проясняется в голове. На это уходит пара минут. Наконец я опять в состоянии сосредоточиться на вопросах. «Как?» Должно быть, кто-то в тюрьме выудил мой номер из моего телефона, сданного на хранение. «Но как он позвонил?» Мэлвину запрещено звонить кому-либо, кроме своего адвоката. Контакты с кем-либо еще ему не разрешены, и я занесена в особый список тех, с кем он не может связываться ни при каких обстоятельствах. Но я думаю, что, даже сидя в тюрьме, приговоренным к смерти, он мог купить себе возможность поболтать по нелегально пронесенному туда телефону.
«Надеюсь, что с этого ублюдка содрали изрядную сумму».
Я не могу оставаться в доме. Я задыхаюсь от отчаяния и ярости. Некоторое время меряю гостиную шагами, потом звоню Кеции Клермонт на оставленный ею номер и спрашиваю, не могла бы она, ради всего святого, присмотреть за моими детьми?
– Выгляните в окно, – отвечает офицер. Я выглядываю, чуть отодвинув штору на окне гостиной, и вижу, что машина Кеции все еще стоит на подъездной дорожке, и сама Кеция машет мне рукой. – Что случилось?
Я рассказываю ей о звонке Мэла, и ее голос становится деловитым и чуть суховатым. Она записывает продиктованный мною номер – он не потрудился скрыть его, – и говорит, что проверит этот номер. Я не сомневаюсь, что это тупик. Даже если они найдут телефон, это не имеет значения. Мэл показал, что даже из-за решетки может в любой момент дотянуться до меня. В следующий раз это будет уже не он, а кто-то, выполняющий его поручение.