Бумажная роза - читать онлайн книгу. Автор: Мария Садловская cтр.№ 11

– Бабушка, это к счастью! – сказала Катерина, глядя полными страха и надежды глазами.

Бабушка хватала ртом воздух, махала рукой, будто звала на помощь, наконец, крикнула:

– Нюська! Иди, смотри, что твой выродок сотворил!

* * *

Мама держала Катерину на коленях и бинтовала ей руку. Осколок от миски оказался острым и порезал ладонь и пальцы. Бабушка во дворе продолжала ругаться, иногда переходила на причитания с заламыванием рук.

Катя сидела тихонько, прижавшись к маме, не обращая внимания на боль, уже ощутив маленькое счастье – она не помнила, когда мама брала ее к себе на колени. После страха перед бабушкой наступило умиротворение – у нее теперь, как у Лизки, будет счастье! И когда мама спросила:

– Дочка, ты зачем это сделала? Гляди, как бабушка разгневалась, – Катерина уверенно ответила:

– Чтобы радость и богатство были! А то у Лизки есть, а у меня нет… – Затем, помолчав, спросила маму: – Мам, а почему Лизку называют – Лизонька, детонька? А меня только «Катерина»? Называй меня – Катя.

– Это бабушка тебя так называет – «Катериной», ну и все остальные – по привычке.

– Мам, а как идти в породу? Бабушка говорила, что я пошла в породу?

– Катенок, не надо слушать все, что говорит бабушка. Она это говорила не для тебя.

Возникла пауза. Затем девочка с придыханием, шепотом спросила:

– Ой, мам! Как ты сейчас назвала меня?! Всегда так говори!

– Всегда – нельзя. Тебя так называл твой папка.

Девочка замолчала и глазами-блюдцами уставилась на маму. Затем несмело, также шепотом, произнесла:

– А где он, папка?

Нюська, жалея, что начала этот разговор, нехотя ответила:

– Он далеко. На пароходе плавает по морям-океанам.

– А к нам он приплывет? Ко мне?! – уже громко воскликнула Катя.

Мама печально улыбнулась и, скорее для себя, чем для дочери, ответила:

– Для парохода нужно море. А у нас все поле да поле. Как же он по полю приплывет? Ну все! Иди к Лизке, ложись спать! – И направилась к двери.

Девочка вдогонку крикнула:

– Мам, я тебе дам тоже немножко счастья! А потом мы с тобой пойдем туда, где море. А если это далеко, дядя Петя нас подвезет на лошадях. Он добрый!

Девочки-восьмиклассницы птичьей стайкой собирались на перемене около широкого окна в коридоре. Следующее окно было для девятиклассниц. Граница между окнами по неписаному правилу не нарушалась. Учебный год только начался, поэтому поговорить было о чем, жуя припасенные из дому бутерброды. Обменивались новостями, обговаривая текущие дела.

Сашку Брусникину уже который день подруги не видели в своем кружке – она пропадала неизвестно где.

– У нее какие-то дела с Милкой Опариной из девятого «А»! – сообщила одна из учениц.

– Что общего может быть у Саши с этой дылдой? – обиделась подруга Брусникиной – Ольга.

– Ты не волнуйся, Оля! Они вовсе не дружат. Я видела, как они ссорились. Сашка даже руками размахивала, что-то доказывая. А Опара громко хмыкала. Потом они увидели меня и разбежались.

– Да, но почему Санька вот уже три дня не подходит к нам на переменах? Где она сейчас, в это время? Мне кажется, эта Милка-зараза что-то замыслила, – горячилась Оля. – После уроков у Сашки музыка. Я ее обычно жду, чтобы вместе домой идти…

Школьный звонок прервал жаркую беседу, все поспешили на урок.

В то время, когда подруги задавались вопросом, где же Саша, Александра Брусникина, ученица восьмого «А» класса, и девятиклассница Людмила Опарина стояли в дальнем углу школьного двора, затененного кустами сирени. Издали можно было подумать, что между девушками проходит увлекательная беседа… Брусникина горячо подавала реплики, для убедительности прикладывая руку к груди. Опарина слушала ее с джокондовской улыбкой, редко бросая колкие фразы:

– Мне твои оправдания на фиг не нужны! Целуйся ты со своим Кирюшей. Мне-то что за дело?

– Мила, перестань издеваться! Сколько раз тебе повторять, мы с ним не целовались! Он подошел ко мне и показывал, как правильно держать смычок. Ты в это время открыла дверь, и тебе показалось, что Кирилл Сергеевич меня обнимает. Но это же бред!

– Да? А почему же тогда ты отскочила от него как ошпаренная и покраснела до самых ушей, как вареный рак?.. Короче: хочешь, чтобы никто не узнал, – будешь мне каждый день отдавать свою жратву. Говорят, у тебя вкусные блины бабка печет. Кстати, вот сейчас и давай, поесть охота!

Брусникина, глядя на Опарину, как кролик на удава, механически протянула ей завернутые в бумагу блины, которые принесла с собой, чтобы поесть с девочками на перемене. Опарина, отхватив сразу полблина, промычала:

– А я, так и быть, буду… – и, запихнув оставшийся блин в рот, закончила: – …пока молчать, – сделав ударение на слове «пока».

На лице Опариной улыбка Джоконды сменилась наглым выражением. Потому как голод не способствовал проявлению высоких чувств. А Милка была голодной всегда. Достатка в доме не было, жили впроголодь. Осенью в сентябре их кормила соседская груша, ветви которой склонялись во двор Опариных. Ароматные груши заменяли Милке в школе бутерброды. Периодически Милкин отчим менял их на бутылку. Хозяин груши ругался, грозился спилить ветки, обращенные в сторону непутевых соседей, но пока что, вопреки угрозам, дерево одаривало плодами оба двора.

Симпатичная девица Опарина была старше сверстниц, потому что в некоторых классах сидела по два года. Тонкостью души не отличалась, лихо владела неформальной лексикой, не стесняя себя в выражениях. У нее было два брата – пяти и шести лет. Отчим выпивал и, что больше всего злило Милку, приучал к этому и мать.

Несмотря на видимость грубой, не обремененной деликатностью натуры, была у девушки потаенная мечта, может, даже страсть, – пианино. Другие инструменты ее не интересовали. Когда из приемничка, висевшего на стенке и потемневшего от времени, звучала музыка, Милка спешно освобождала край кухонного стола, принимала позу пианистки, положив растопыренные пальцы обеих рук на стол, и начинала «играть»… Из целого симфонического оркестра она одним ей ведомым чутьем улавливала звуки пианино и отстукивала на столе аккорды. Два малолетних брата, Антошка и Ваня, сидели рядком на покосившейся скамейке, стараясь попасть в такт Милкиного стука болтающимися ногами. Когда затихала музыка, а Милка прекращала «игру», дети старательно, с преданностью в глазах хлопали в ладошки.

Год назад в поселке объявили, что вновь открывшаяся музыкальная школа будет платной (в то время входили в моду всевозможные платные курсы), и ученица Опарина поняла, что ей не светит стать пианисткой. Откуда взять деньги на учебу? В доме не всегда хлеб есть – Ванька и Антошка постоянно хотят кушать!

Мальчишек Милка жалела, хотя были они родные только по матери. Если в школе ей перепадала какая-то конфета, несла домой детям. Отчима презирала: когда бы со школы ни пришла, он спал, объясняя это тем, что творческие натуры могут и целый день проспать. А себя он считал творческой личностью, потому что когда-то участвовал в самодеятельности и даже пять дней руководил клубом, когда директору вырезали аппендицит. После того как Милка отчаялась напоминать ему имена мальчишек – где Ванечка, а где Антоша (тот их постоянно путал), она окончательно прозвала отчима «козлом», за что мать со всепрощающими глазами обижалась на дочку, пытаясь убедить, что та не права.