Прости меня, Леонард Пикок - читать онлайн книгу. Автор: Мэтью Квик cтр.№ 46

– Кто это с вами сделал? – спрашиваю я, подозревая, что ему когда-то пришлось столкнуться со своим Ашером Билом.

– Я сам это сделал. Не сам, конечно. Пригласил опытного специалиста по тату.

– О… – произношу я.

Не сразу, но до меня наконец доходит, чтó он хочет сказать.

– Мне плевать, что вы гей. Меня это не волнует, – говорю я, так как понимаю, что должен что-то сказать.

Раньше я как-то не задумывался, что герр Силверман может быть геем, и, наверное, зря, если все хорошенько проанализировать. Он никогда не носил обручального кольца, никогда не упоминал о наличии жены, а ведь он вполне привлекательный, хорошо одетый мужчина в расцвете сил и с постоянной работой и мог бы стать кому-то отличным мужем.

– Спасибо, – улыбается он.

– А зачем вы сделали такую татуировку на запястье?

– Когда я учился в средней школе, то пытался быть таким, каким, по-моему, меня хотел видеть окружающий мир. Вечно старающимся угодить всем и каждому, скрывающим свою истинную сущность. Мне понадобилось девятнадцать лет, чтобы понять, кто я есть, и еще месяцев двенадцать, чтобы это принять. И я не мог позволить себе забыть. И вытатуировал на запястье розовый треугольник. Чтобы ответ был всегда со мной.

– А почему именно этот символ?

– Полагаю, ты понимаешь почему, Леонард. Возможно, по той же самой причине, по которой ты сейчас держишь в руке нацистский пистолет. Я пытался что-то доказать самому себе. Я пытался контролировать ситуацию.

– Тогда почему вы скрываете от учеников свое тату?

– Потому что это может помешать мне донести важное послание до тех, кто в нем нуждается.

– А что за послание такое?

– Основное послание моих уроков – и особенно уроков холокоста.

– И в чем оно состоит?

– А ты сам-то как думаешь?

– Что это нормально – быть другим? Мы должны быть толерантными.

– Ну, отчасти примерно так.

– Тогда почему бы не позволить себе быть другим и продвигать идею толерантности, показывая всем свой розовый треугольник?

– Потому что так некоторым твоим одноклассникам, возможно, будет сложнее всерьез воспринимать меня и мое послание. Поговорка «Меньше знаешь, крепче спишь» целиком и полностью относится к учителям-геям, особенно к тем из нас, которые ведут весьма неоднозначные уроки холокоста, – говорит герр Силверман и начинает засучивать второй рукав чуть ли не до подмышки. – Вот – воспользуйся моим телефоном, чтобы прочесть.

Я перекладываю «вальтер» в левую руку и беру у герра Силвермана мобильник. Направляю свет на внутреннюю поверхность его руки:

Слова вытравлены темно-синей краской – прописные буквы, расположенные в два ряда. Никакого тебе курсива или готического шрифта, украшающего грудь рэперов или кинозвезд. У меня такое чувство, будто надпись несет более серьезную смысловую нагрузку, чем розовый треугольник: это послание лично ему и никому другому, в чем, вероятно, и кроется причина того, что он никогда не закатывает рукавов.

– Это высказывание обычно приписывают Ганди, – начинает герр Силверман. – Но когда я на него натолкнулся, мне было безразлично, кому оно принадлежит. Я знал только то, что оно помогло мне стать сильнее. Вселило надежду. Позволило идти вперед.

– Но зачем вы вытатуировали его у себя на руке?

– Чтобы не дать себе забыть, что в конце концов побеждаю.

– Откуда вы знаете, что побеждаете?

– Потому что продолжаю бороться.

Я думаю о том, что он имеет в виду, о послании, которое он каждый день посылает нам в классе, и зачем он мне это рассказывает, и говорю:

– Нет, я не такой, как вы.

– А почему тебе надо быть таким, как я? Ты должен быть таким, как ты сам.

Тогда я подношу «вальтер» к голове и произношу:

– Вот он я. Здесь и сейчас.

– Нет, это вовсе не ты.

– Откуда вам знать?

– Потому что я читал твои сочинения. И заглядывал тебе в глаза на уроках. И я точно знаю: ты понимаешь – ты другой. И я знаю, как иногда трудно быть другим. Однако я также знаю, какое, возможно, мощное оружие – быть другим. И как мир нуждается в подобном оружии. Ганди был другим. Все великие люди такие. А неординарные люди вроде нас с тобой должны искать себе подобных, людей, которые тебя понимают, чтобы не чувствовать себя одиноким и в конце концов не очутиться там, где сегодня оказался ты.

– Я не гей, – говорю я.

– Для того чтобы быть другим, отнюдь не обязательно быть геем. И я никогда не считал тебя геем.

– Я действительно не гей.

– Хорошо.

– Я не гей.

– Замечательно.

– Я не гей.

– Почему ты твердишь это как заведенный?

– Ашер Бил – гей.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Он не такой гей, как вы. Он страшный человек.

– Леонард, ты что-то пытаешься мне сказать, да?

– Сегодня я был возле дома Ашера Била. Я собрался его убить. Реально собрался. Я уже очень давно хочу его убить ^[70].

Выражение лица у герра Силвермана становится жутко испуганным.

– Но ты ведь не убил его, так?

– Я подошел к окну его спальни с пушкой в руке. Поднял свой «вальтер», прицелился ему в голову, но не смог выстрелить. Просто не смог.

– Это очень хорошо.

– Но я должен был его убить.

– Что он тебе сделал?

Мне не хочется рассказывать обо всем герру Силверману, и поэтому мы стоим и долго-долго молчим.

Однако он проявляет терпение – он просто ждет и, похоже, собирается ждать еще миллион лет, если мне потребуется именно столько времени, чтобы собраться с духом и наконец ответить на его вопрос. Сам не знаю почему, но это его терпеливое ожидание дает мне ощущение безопасности. Возможно, я могу ему доверять, возможно, он и вправду считает, будто я заслуживаю того, чтобы меня выслушали и спасли. В конце концов мой рот восстает против моего разума – и слова выскакивают одно за другим и уже льются неудержимым потоком, точно я пытаюсь очиститься.