— Выходим, — скомандовала Даша. — Тут уже совсем близко, бери камеру и пойдем.
Обойдя машину дебила, не умеющего парковаться, они направились в подворотню.
Сева шел первым. Едва войдя в темноватый туннель, он остановился, присмотрелся и попятился, вытолкав наружу и Дашу.
— Что там? — спросила она.
— То ли драка, то ли гоп-стоп, — равнодушно молвил Сева, хлопая по многочисленным карманам операторской жилетки в поисках сигарет. — Покурим, переждем. Не хочется попасть под раздачу.
— Может, в «Криминальный вестник» позвоним? Коллеги жаловались, что у них материала мало.
Сева пожал плечами, щелкнул зажигалкой, со вкусом затянулся:
— Можно и позвонить.
Явно подразумевалось, что звонить будет Даша, если ей так хочется.
— Ладно.
Девушка заглянула в подворотню, оценивая «материал» на предмет его соответствия требованиям «Криминального вестника».
В подворотне явно назревало что-то вполне тематическое: два парня крепко держали третьего, тогда как четвертый, стоя перед зафиксированным, старательно разминал пальцы. И что-то подсказывало опытному корреспонденту, что вряд ли это подготовка к энергичному сурдопереводу.
И тут потенциальная жертва вскричала на чистом русском языке:
— Да что вам надо, уроды?!
Даша и Сева переглянулись.
В воздухе заманчиво запахло международным скандалом. Избиение русского в тбилисской подворотне — это были кадры, которые вполне могли пригодиться программе новостей родного Первого.
Оператор бросил и затоптал сигарету. Даша быстро размотала шнур микрофона. Сева вздернул на плечо камеру, и в глаз его, вооруженный мощной оптикой, буквально бросилась ранее не замеченная деталь:
— Даш, а он в красной панаме!
Он подкрутил видоискатель и добавил:
— И рожа у него УЖЕ битая!
Живо сложив одно и другое, Даша резонно предположила, что в подворотне гасят не просто русского, а ИХ с Севой и московской продюсершей русского — будущего героя премьерной программы «Завидный жених».
— Эгей, парень! — проверяя эту версию, крикнула она в гулкую трубу подворотни. — Ты жених?
— Жених, жених! — возбужденно заорал в ответ Зяма, не сильно греша против истины.
Во-первых, он и впрямь только-только с собственной свадьбы, а во-вторых, в надежде на какую-то помощь назвался бы как угодно. Хоть груздем, хоть горшком!
Да что там, если бы ангел, заглянувший в роковую подворотню, звонким девичьим голосом спросил бы: «Эгей, ты евнух?» — Зяма одинаково убедительно ответил бы хоть «Евнух, евнух!», хоть «Гей, гей!»
— Начнем с интервьюшки, — кивнула Даша Севе и ринулась в подворотню с микрофоном наперевес и первым из списка московской продюсерши вопросом:
— Как вам Тбилиси?
— Это еще кто? — Старший обернулся и сразу же вскинул руку, закрывая лицо. — Эй, зачем снимаешь?!
— Российское телевидение, Первый канал! — браво гаркнула Даша, отважно надвигаясь на него с микрофоном.
За ней следовал Сева с хищно рыскающей видеокамерой.
— Ушли! — скомандовал старший, и бойцы мгновенно утекли из подворотни во двор.
— Гос-с-споди, как же я люблю родное российское телевидение! — с искренним чувством вскричал спасенный Зяма. — Нет, нет, никаких интервью, пока не уйдем из этого жуткого места!
— Он прав, тут темно. — Сева опустил камеру.
— И эти грузинские гангстеры вряд ли далеко ушли, — добавил Зяма.
Он первым выскочил на улицу, залитую золотым предвечерним светом, и сразу же увидел автомобиль с броским логотипом телеканала.
— О, вы на машине? Не свозите ли меня в магазин, я как раз шел за вином, когда подвергся нападению…
— И повозим, и напоим, — переглянувшись с Дашей, которая только пожала плечами, что в приблизительном переводе означало «Почему не поездить, нам все равно нужно сняться вблизи достопримечательностей», пообещал Сева. — Вина, правда, нет. Чачу будешь?
Он извлек из кофра для камеры бутылку с этикеткой, надпись на которой, в отличие от запаха, не знающему грузинского языка Зяме ничего не говорила.
— Чачу?
Зяма понюхал и определился:
— Еще как буду! — и разом выдул не меньше стакана.
— Со свадьбы унес? — с пониманием спросила Даша Севу.
— Ага. А почему нет? Там свадьба, тут жених, — пошутил тот.
— Так, жених, — построжала Даша. — Вам нужно сказать на камеру пару фраз, выразительно потосковать за больничной оградой и с потерянным видом побродить в историческом районе. На все у нас ровно час. Вы готовы ударно работать?
— Всегда готов! — захмелевший Зяма отсалютовал корреспонденту початой бутылкой и сам полез в машину. — Авось за час и те урки уберутся куда подальше…
* * *
… — Пожалуйста, перестань ТАК смотреть на часы, — попросила я Трошкину.
Подружка уже с четверть часа сидела за столом, положив наручные часы перед собой и гипнотизируя взглядом циферблат.
Приговоренный к смертной казни через отравление ТАК смотрел бы на роковую капсулу с ядом.
— Когда ты ТАК смотришь на часы, мне хочется… Не знаю… Гонять на время по стенам, как цирковой мотоциклист!
— Не надо по стенам, — подружка встала и решительно одернула на себе платьишко. — Бежим наружу, будем его искать!
— Опять? Может, не надо?
Я не хотела искать Зяму. Нет, не так: я не хотела его найти и впасть в смертный грех братоубийства.
Нет, ну вы подумайте — он снова пропал! Как говорится, никогда такого не было, и вот опять!
— Это все из-за меня, — сказала Трошкина, направляясь в прихожую.
Решительно вбив ноги в босоножки, она цапнула с тумбочки сумочку и машинально намотала ее длинную ручку на кулак, превратив милый дамский аксессуар в подобие кистеня. Видимо, подсознательно подружка тоже испытывала желание прибить любимого Зямочку.
Я даже растрогалась: все-таки мы с Алкой родственные души!
— Что именно из-за тебя? — уточнила я, тоже обуваясь.
Отпускать подружку одну я не собиралась. Трошкина слабенькая, одна она Зяму не зашибет.
— Ты сама знаешь, что твой брат никогда, даже в трудном подростковом возрасте, не сбегал из дома, — вздохнула подружка. — А стоило ему жениться, как начал убегать, как Монте-Кристо из своей камеры в замке Иф!
— Монте-Кристо не бегал, он ползал в камеру аббата Фарио и обратно, — припомнила я.
— Вот и Зяма так: туда и сразу обратно, за трое суток ни одной ночи в супружеской постели не спал, на полчасика завалился и то…