— Это тебе повезло, что Туман тебя не загрыз, — парировала Женька.
Представлять Владлену собак не пришлось: едва услышав голоса, те сами возникли на пороге. И, окинув Тумана взглядом, о везении он спорить уже не стал. Спросил:
— А те… Они сейчас где?
— Уже уехали, — ответила Женька. — Ты ведь пробыл без сознания почти целые сутки, так что у них просто терпение кончилось тебя разыскивать.
Он провел рукой по груди, ощупал повязку.
— Огнестрельное ранение грудной клетки, — доложила Женька, не дожидаясь вопроса. — Достаточно паршивое для домашних условий. Надо тебе в больницу, только я не уверена была, что тебя и там не найдут.
Он перевел взгляд на свой заскорузлый от крови пиджак, накинутый Женькой на спинку стула, и спросил:
— А мой телефон… ты его не находила?
— Находила. — Женька вытащила и телефон, и портмоне. — Тебе вчера без устали какой-то Варяг по нему названивал.
— И разрядил всю батарею, — проворчал он, нажав на какие-то кнопки, на которые телефон так и не среагировал. — Может, дашь своим воспользоваться?
— Только на моем с деньгами туго, — сообщила Женька, успевшая проверить баланс. — Так что вписывайся в несколько слов. Скажи, что ты в сторожке, у ворот, ведущих в парк дома отдыха «Лесное озеро»…
Еще не дослушав до конца, он набрал номер по памяти, пренебрежительно фыркая буквально над каждой нажатой кнопкой. Ответили почти сразу, и Женька услышала в трубке голос пожилого мужчины:
— Алло! Кто это?
— Пап, это я.
— Влад! Слава богу! Ты где? Я уже и не…
— Пап, слушай, — перебил его Влад. — Я ранен, лежу в сторожке у «Лесного озера», мы здесь были в прошлом году с Кристинкой. (А жену-то его зовут Элла, машинально отметила Женька.) Приехать не могу, говорить долго тоже — телефон тут слишком убогий. Пусть ко мне сюда приедет Корней, только не на своей машине, и никому пока ничего не говори. Я все объясню Корнею, а он тебе…
Последнюю фразу он говорил уже в отключившийся телефон. Выругавшись себе под нос, небрежно отбросил замолчавшую трубку в сторону. Женька тоже молчала, рассматривая его. Едва очнувшись, он уже стал самим собой — таким, как на фотографии. В его словах, в его облике — во всем ощущалась напористость, едва ли не граничащая с агрессивностью. Это впечатление еще усилилось, когда он перевел на Женьку взгляд своих темно-серых, словно отлитых из металла глаз. В мгновение ока она почувствовала себя раздетой, просвеченной насквозь, оцененной с ног до головы, да еще как будто и чем-то обязанной этому лежащему на полу найденышу. Возмущенная этим осмотром, она, не дрогнув, с вызовом встретилась взглядом с его глазами, когда он посмотрел ей в лицо. Он прищурился, по его губам скользнула усмешка. А потом неожиданно спросил:
— Ну телефон у тебя убитый, а поесть-то хоть что-нибудь в твоем доме найдется?
— Сейчас, — Женька словно очнулась, вспомнив, что он не ел почти сутки. — Но только сразу предупреждаю, что именно что-нибудь.
Метнувшись на кухню, она наложила в сковороду пшенной каши, составляющей в этот день ее собственное меню, добавила масла, разогрела, переложила на тарелку и принесла ему. Но его эти заботы, похоже, не очень-то вдохновили. Критически оглядев кашу, он спросил:
— А больше ничего у тебя случайно нет?
— Случайно могу еще картошки сварить, но хлеб черствый, — информировала Женька. — Еще есть собачья каша, овсянка с костями. Если ты предпочтешь ее, они могут поделиться.
— Спасибо, не надо, — ответил он, ковырнув пшенку ложкой. — Ну что ж, на безрыбье, как говорится, и рак рыба, да?
— Именно так, — с видимым спокойствием кивнула Женька, в то время как внутри у нее все закипало. — Хотя мы с собаками и от черствой корки нос не воротим. Так что — чем богаты, тем и рады.
— Скажи еще: и так, как вы, проклятые буржуи, не жируем, — подсказал он.
— Мне дела нет до того, кто ты и как живешь, — холодно ответила Женька. — Ты нуждался в помощи, и я ее тебе оказала, как могла. Ты попросил есть, и я тебе принесла то, что у меня было. Все это я сделала бы точно так же для любого другого. Чтобы, расставшись с ним через несколько часов, точно так же, как я расстанусь скоро с тобой, даже вслед ему не посмотреть. Главное, чтобы совесть не мучила.
— Живешь высокими материями, да? — усмехнулся он.
— Нет, — спокойно ответила Женька. — Просто живу.
Больше ничего не сказав, он наконец-то отправил в рот ложку каши, потом вторую.
— Ладно, не буду тебе мешать, — сказала Женька. — Пойду чайник поставлю.
К чаю у нее были сухари, и после инцидента с кашей она долго сомневалась, стоит ли их нести. Но потом решила, что ее дело предложить, а уж его дело решать, съедобно это для него или нет. К тому времени, как она вошла в комнату с блюдом сухарей и чаем, каша была уже съедена.
— Спасибо, — сказал он, глядя на приближающуюся Женьку. — А каша у тебя, оказывается, вкусная.
— Уж не побрезгуйте и чаем, сударь. — Женька поставила перед ним и чашку с блюдцем, и блюдо с сухарями, и сахарницу, и вазу с пареными ягодами — она так заготавливала их на зиму, без сахара, и при этом они сохраняли весь свой первозданный вкус.
Покосившись в ее сторону, он пригубил дымящийся ароматный чай. Не дожидаясь его высказываний по поводу самодельной заварки из трав, Женька взяла грязную тарелку и покинула комнату. Выждав какое-то время, она вернулась, неся с собой пластиковую бутылку со срезанным верхом, и, не дожидаясь вопросов, пояснила:
— Это на тот случай, если вдруг надумаешь вылить лишнее.
Он удивленно вскинул брови, потом понял и сообщил:
— Я бы, пожалуй, предпочел добрести до соответствующих коммуникаций.
— Вход в коммуникации со двора, — информировала Женька. — И если ты надумаешь упасть по дороге к ним, у меня уже не хватит сил снова затаскивать тебя в дом, так что пользуйся тем, что есть.
— Тогда уж я лучше потерплю, — ответил он, откидываясь на спину и снова рассматривая Женьку. — И давно ты здесь живешь, в этом… замке?
— Давно, — ответила она, сопровождая свой ответ холодным взглядом.
— Странно. Я здесь отдыхал прошлым летом, но тебя как-то не замечал.
— А я не дорожный знак, чтобы меня все должны были замечать. — Женька собрала посуду, потом осведомилась: — Тебе больше ничего не надо?
— Да нет, — ответил он. — Вот разве что узнать, как тебя зовут, ведь какая-никакая, а все-таки спасительница.
Задетая его небрежным тоном, Женька вначале не хотела отвечать, но потом все же выдавила из себя:
— Евгения.
Не желая больше с ним общаться, она развернулась и направилась на кухню. Туман вначале колебался — то ли идти за хозяйкой, то ли остаться и присмотреть за гостем. Агрессивности по отношению к нему пес не проявлял, но и доверять явно не собирался.