Во всем, что касалось работы, она руководствовалась поговорками типа: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь», «Они нас в дверь, а мы в окно», «Не надо стесняться того, чего не надо стесняться» и «Наглость города берет». Но все это успешно работало только в профессиональной сфере, в личной жизни Женька была мнительна, скромна, неуверенна в себе. Вот такой парадокс.
Римма Вениаминовна вопреки Викиным предупреждениям была хоть и суха, но вежлива и легко согласилась на встречу, предложив встретиться у нее на службе в институте.
— Позвоните мне с проходной, я вас встречу, у нас строгий пропускной режим, — велела она Жене. — И поторопитесь, мой рабочий день закачивается в восемнадцать ноль-ноль.
На этот раз Женя решила загримироваться основательнее и из соседнего подъезда выбралась под ноябрьский мокрый дождь сухонькая сгорбленная старушонка в разношенных ботах, старенькой шубейке, замотанная в платок.
Старушка, кряхтя и охая, доковыляла до метро и нырнула в проходную арку с надписью «Нотариальная контора», спустя некоторое время из нотариальной конторы вышла дамочка неопределенного возраста с белесыми ресницами и блеклым усталым лицом, в тоненьком осеннем пальтишке и, зябко поводя плечами, поспешила к метро.
В метро Женька сделала три пересадки, доехала до Невского, и там, зайдя в «Пассаж», смыла в туалете белесый грим, сняла уродскую круглую шляпу без полей, намотала на шею модный шарф, сделала привычный макияж и, преображенная, вышла на улицу. Времени у нее было еще навалом, но погода была такая отвратительная, а институт располагался на Дворцовой набережной, куда, как известно, либо пешком, либо на такси. Женька выбрала второе.
Римма Вениаминовна не встретила ее на проходной, но строгий охранник, бдительно проверив Женины документы и занеся их в журнал, вызвал по телефону для нее провожатого, престарелого юнца с бородой, в пиджаке с протертыми рукавами и затравленным выражением глаз.
— Николай Юрьевич. Старший лаборант секции Дальнего Востока, — представился он, жалко улыбаясь, и лично проводил Женьку до кабинета Гибо.
Достигнув нужной двери, старший лаборант вытянулся в струнку, аккуратно постучал в высокие двустворчатые резные двери некогда великокняжеских апартаментов и, услышав сухое «войдите», просунул в дверь голову и почтительно доложил:
— К вам пришли.
— Пусть войдет, — велели из-за двери, и лаборант запустил Женьку в кабинет.
— Добрый день, — входя в кабинет, вежливо, но достойно поздоровалась Женька, она недолюбливала таких вот доморощенных тиранов. Вроде и начальство небольшое, а все перед ними трепещут, потому что они так принципиальны и безупречны, что на их фоне простой смертный среднестатистический гражданин начинает себе казаться неполноценным и несостоятельным. Коллеги начинают подозревать, что незаслуженно занимают свои должности, домашние осознают собственную бездарность и никчемность, короче, у дальнего и ближнего окружения подобной личности развивается масса комплексов, главный из которых — комплекс неполноценности.
Женя всегда считала своим долгом бороться с тиранией в любом ее проявлении, а потому, делая шаг в кабинет, была уже готова держать оборону и не терять чувство собственного достоинства.
«Уж мне-то прогибаться перед какой-то профессоршей нет никакого резону», — напомнила себе Женька, оглядывая кабинет и отыскивая взглядом его хозяйку.
— Здравствуйте, — услышала она голос откуда-то из-за спины. — Евгения Викторовна?
Женька обернулась, у нее за спиной перед распахнутым книжным шкафом сидела в инвалидном кресле хозяйка кабинета, именно из-за распахнутой дверцы Женька ее и не заметила.
— Проходите, — махнула в сторону старинного, вероятно, сохранившегося еще со времен первых обитателей дворца огромного письменного стола, заваленного бумагами, Римма Вениаминовна.
Женька с интересом огляделась. Кабинет был частью какого-то зала, вероятно, его четвертинкой. Потолки в кабинете были высоченные, как в Эрмитаже, и украшены богатой лепниной. Стены по периметру уставлены шкафами, частично антикварными, частично современными. Торцом к окну стоял рабочий стол, возле него несколько стульев, тоже заваленных бумагами.
Римма Вениаминовна подъехала к одному из них и, сняв лежавшие на нем папки, освободила для гостьи, а сама закатилась за рабочий стол.
— Итак, я вас слушаю, — взглянула она на Женю вполне дружелюбным взглядом.
В жизни Римма Вениаминовна смотрелась мягче и приятнее, чем на голубом экране, и на тирана или деспота явно не тянула, хотя характер и сила воли сразу же читались на ее правильном, с крупными четкими чертами лице.
— Я пришла к вам по поводу смерти Олега Кайданова, — прокашлявшись, объяснила Женя, еще не решив, как перейти к главному вопросу.
— Вика мне это уже объяснила. Так что именно вам от меня надо? Я не принадлежу к близким друзьям Олега, к тому же мы давно не виделись, — откинувшись на спинку инвалидного кресла, спросила хозяйка кабинета. У нее были широкие плечи и мощный корпус. Вероятно, когда она была здорова, то была похожа либо на «девушку с веслом», либо на греческую кариатиду. Руки у нее тоже были крупные, с длинными пальцами, ухоженными, но лишенными колец и перстней. И вообще суровость была основной чертой ее облика. Честная седина на голове, лишенное косметики лицо, открытый взгляд и бездна достоинства. Никакой жалости в связи с инвалидностью Римма Вениаминовна не вызывала. Рядом с этой фундаментальной, как советская наука, дамой Женька казалась себе маленькой, легкомысленной канарейкой.
«С таким человеком финтить бесполезно», — решила Женя и перешла непосредственно к делу:
— Меня интересуют документы, которые Олег оставил у вас на хранение незадолго до смерти. — Она смотрела прямо в глаза собеседнице, хотя это было и непросто, слишком уж властным и пронизывающим был взгляд Риммы Вениаминовны.
— Документы? С чего вы взяли, что Олег оставлял у меня какие-то документы? — спросила она, не меняя ни выражения лица, ни позы.
— Из всех знакомых и друзей на месте Олега с такой просьбой я обратилась бы именно к вам. Думаю, и он поступил так же. Ему нужно было спрятать подлинники документов, поскольку они были единственными вескими доказательствами преступной деятельности фармакологической компании. Оставить их у себя он не мог. Спрятать где-то? Ненадежно. Довериться кому попало он не мог. По разным причинам: семьи, дети, особенности характера. Вы идеальная кандидатура. Значит, они у вас, — коротко обрисовала свой взгляд на предмет Женя, а потом добавила после короткой паузы: — Я собираюсь использовать эти документы по назначению, обнародовав информацию о результатах клинических исследований препарата, а заодно вынудить правоохранительные органы заняться повторным расследованием обстоятельств смерти Олега и его ученика, Алексея Девятова. Он тоже был убит.
— Знаете, — склонив набок голову и задумчиво глядя на Женю, проговорила Римма Вениаминовна. — Сама я никогда не смотрела ваших передач, но их смотрели люди, чьему мнению я склонна доверять. — Она замолчала, словно не закончив мысли, и продолжала задумчиво рассматривать Женю.