Путешествие из России. Империя в четырех измерениях. Третье измерение - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Битов cтр.№ 47

Как стать чемпионом? – это вопрос, равный вопросу: как достать лавровый венок? Что такое чемпион? – это уже вопрос с мыслью о жизни. И удерживает болельщика на трибуне не только арифметика достижений, а именно та неотчетливая мысль, что есть тайна, есть логика, почти математическая непреложность этого зрелища, и понять ее – словно постигнуть некую отвлеченную формулу жизни. Есть правила игры (условия задачи), объективные и всех выравнивающие, – это старт. Есть соревнования, действие (процесс решения). И есть финиш, лавры (результат). Смотришь, болеешь: вот-вот что-то поймешь!.. – и опять ускользнуло. Спорт – абстракция человеческих усилий и достижений, мысль о жизни, разыгранная в мускулах и секундах, зрелище без обмана, где сама напряженность борьбы сняла все лишнее и недостоверное, – стал необыкновенно популярен именно потому, что очень уж ясны условия задачи, очень понятен старт. В этом секрет его народности: и академик и герой, и мореплаватель и плотник ощутят в нем модели мира и испытают волнение предвосхищения и узнавания и азарт справедливости. К тому же спорт демократичен: словно сам стадион выдвинул участников из своей среды, таких же как мы… Но – не таких! Зрелище спорта отнюдь не примитивно – оно поучительно, познавательно. Иначе бы не смотрели.

Спорт демократичен, но спорт и аристократичен.

Простой пример: есть чемпионы и рекордсмены, которые не удивляют никого, не восхищают. Им не радуются – им отдают титул как зарплату. Их забывают в секунду установления рекорда.

И есть великие люди, которые покоряют, внушают восхищение и любовь, за них болеют, все на их стороне. Они могут уступить первенство вышеупомянутым труженикам – и остаться в славе, легенде, фаворе, или, как говорят, одержать «моральную» победу.

Значит, не результат увлекает и опьяняет зрителей и болельщиков, а процесс, сюжет, характер. Стиль.

Зритель чрезвычайно справедливо награждает своей симпатией именно «стилистов» в спорте. И тут он тонок и точен в оценке не меньше, чем знаток в поэзии.

Спорт демократичен и аристократичен.

То есть он народен.

Уфа – огромный город, приближается к миллиону, если не миллион. И я спрашиваю, как мне проехать на улицу Карла Маркса. Я знаю, как на нее попасть в Ленинграде, как попасть на нее же в Москве, я бывал на ней в Калининграде и Ялте, Ташкенте и Петропавловске-на-Камчатке, я бывал на ней еще во многих городах, но не бывал на ней в Уфе. И я спрашиваю, как проехать на улицу Карла Маркса.

Уфа – огромный город, приближающийся к миллиону, если не миллион… Но мне говорят:

– А какой вам нужен дом?

Я называю. Тогда мне говорят:

– А вы там к кому?

Я удивляюсь, но называю…

– Так вы к Боре!.. – И мне объясняют, на что сесть, где сойти, как пройти и какую кнопку нажать…

К слову или не к слову это здесь придется, но мне давно уже хочется упомянуть об одном легком и полуосознанном переживании, которое пусть на третьем плане, но всегда преследует меня при посещении чужих жилищ.

Хотя мы про себя неплохо знаем, как мы сами живем, хотя опыт подсказывает, что и другие люди живут более или менее так же, как и ты, и в нашей стране не наблюдается контрастов в уровне жизни столь разительных, чтобы сталкиваться с образом жизни, о котором ты совсем уже не имеешь представления… хотя это все так, мы или я по крайней мере каждый раз сталкиваюсь с некой хронической ошибкой умозрительного представления чужой жизни. Заключается эта ошибка в том, что собственную жизнь я представляю себе с достоверностью личного опыта, а чужую почему-то всегда в той или иной степени – литературно. Может быть, в этом виноват и не столько я, сколько тот общий характер повествования, к которому мы прибегаем в рассказах о себе и своей жизни. Даже не желая солгать или прихвастнуть и приукрасить, мы выбираем, что сказать и как сказать, ориентируемся на то, чтобы не наскучить и не надоесть, на то даже, чтобы меньше говорить о себе. В результате, рассказывая о себе, мы всегда имеем дело не столько с самой жизнью, сколько с образом нашей жизни, представлением о ней. Эти искажения бескорыстны, но они тем более усиливаются, если мы вдали от дома, скучаем по нему или по оставленным в нем удобствам, все это усугубляется тяготами и лишениями временного житья. Помимо воли мы создадим в слушателе впечатление, что мы только здесь такие, а если бы вы видели нас там у себя, дома… Все это очевидные вещи, и, однако, если ты сложил какие-либо представления и образы на основании чужих рассказов, – забудь их. Они раздражат твой здравый смысл своей неточностью.

Так, Уфа почему-то была значительно меньше, уютней, домашней, когда я в нее ехал, – и оказалась огромней, индустриальней, урбанистичней, когда я приехал. Квартиры, в которых жили мои друзья, были роскошней, просторней и «многокомнатней», чем те, в которые я входил, когда оказался у них дома. И т. д. И если напряженная, тесная, конкурентная жизнь кажется нам свойственной для столицы, а на периферийных и провинциальных просторах наше воображение размещает людей более просторно, тихо, спокойно и свободно, то это очередная ошибка. Там – так же. Не бывает более длинных рублей и свободных квадратных метров. С одной стороны, это значит выравнивание жизненных уровней по стране, а с другой – не полагай, что где-нибудь легче или лучше, и живи-ка ты, милый друг, своей жизнью: другой не будет.

Итак, товарищи, раз-два-три, проверка, мы находимся в квартире у великого человека. То, что он великий, не кажется нам преувеличением. Нет другого такого человека, которому с той же очевидностью был бы обязан современный отечественный мотоспорт тем, чем он сейчас является. Вся жизнь его отдана мотоциклу. В течение двадцати с лишним лет он не устает выигрывать почетные титулы чемпиона. Он чемпион мира и Европы в гонках по льду, он столько раз становился чемпионом СССР во всех видах мотогонок, что трудно не сбиться со счета. В иные годы он становился им по три-четыре раза. Проследив хотя бы один раз, что это такое – стать чемпионом, то есть обойти всех, совершенно всех, кто попытался соревноваться с тобой, и если в вас свежо еще представление о том, какая же это работа, и если вы помножите эту работу на десять, двадцать и более раз, то сомнений у вас не останется, что перед вами – великий человек.

И есть еще одна черта, не столь эффектно бросающаяся в глаза, как золотые медали, но которая зато особенно выделяет его среди гонщиков, в среде гонщиков, и которую особенно почитают в нем сами спортсмены – люди, несмотря на безусловную и необходимую в их деле атмосферу товарищества, конечно же, ревнивые. И черта эта заключается в том, что все его личные достижения были лишь частью Общего Дела, каким для него был мотоспорт вообще. Уровня не существует, пока он кем-нибудь не обозначен. Не может существовать средний уровень, если нет высшего. Он сделал лично и то и другое. После него стало возможно то, что было недостижимым. Но кроме этой своей роли, которая скорее является миссией, он многих научил непосредственно, не одним лишь примером, очень многих. Знаменитый самородовский старт был усвоен Кадыровым, а Кадыров уже всем показал, что это такое. Говорят, что такой езды по льду, какую демонстрировали учитель и ученик, когда попадали в один заезд, мы больше не увидим…