Спящая красавица - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бортников cтр.№ 60

Все вокруг были так серьезны. Так серьезны. Нам бы точно вложили крапивы! Затянули бы шнурки! Выдрали бы как Сидоровых коз! Наделали бы нам дырок в календаре!

Мы не понимали смерти. Нет. Что происходит? Что?! Почему у всех такие лица?! Где эта боль?! Почему мы ее не чувствуем?! Где она?! Научите нас?!.. Вы же ее чувствуете!..

Кто нас мог научить этой боли? Понимать ее?! Только во сне... Да. Только во сне дети понимают, что это такое. Только во сне... Там они согласны со смертью... Там они попадают в самое сердце этой боли... Они даже бросают землю в яму! Во сне! В этом кошмаре, в котором взрослые живут! Так привычно...

Кто-то должен был нас занять. Карты! Нас передали бабе Наташе. «Детей надо держать под контролем! — приговаривала она. — С самого начала!.. Надо все знать!.. Где они... Что и с кем!.. Все!»

Она играла во все. В дурака простого, переводного, подкидного — они не играли. Зато — в буру вареную, в тыщу, в нос, в буру на четверых и в буру на двоих, в козла на четверых, в сику-американку, в сику простую, в итальянский храп, в дулю, в храп простой, в очко! И еще в бридж простой, королевский, в Генриха-свистуна, в покер, в префер, в кинга!

Она была гений! Она знала карты! И не только. Она знала кое-что покруче! Да! Клады! Она их чуяла! Будто сама закопала! Ха! Вдохнула и все! Повела ноздрей, и он здесь! Она могла ткнуть пальцем!

***

Баба Настя сама его обмывала, в бане. Ночью. Сама его одела. Костюм в складках. Темно-синий костюм. А носки? Старухи летали, как ангелы, вокруг! «Носки! Не забудь носки! Ох... Прости Господи душу его грешную... »

Они крестились, косясь по сторонам. Как самозванки! Да. Они надеялись, что им что-то перепадет кроме смерти! Они вертели носом! Чуяли свадьбу! В том, как они, подпрыгивая, летали по дому, выбегали к себе посмотреть на щи, всплескивали руками, крестили свои рты, — во всем этом было что-то веселое! Что-то щекотное! Казалось, стоит одной старухе хихикнуть, и все они запляшут! Подхватят вдову на руки и закружат в танце! Унесут в поля! Завяжут ей глаза! И начнутся — жмурки! Они даже помолодели! Стали розовыми не только носы! Даже щеки! Ха! Видели бы их мужья! Эти разбитые тележки воскресли! Они превратились в девушек! В призраки девушек! Две даже сняли платки! Они причесывались полукруглыми гребнями, зажав шпильки в зубах! Как девушки! Они прихорашивались!

Если б не занавесили зеркала, они бы в очередь выстроились! Столпились бы, гомоня, как девчонки в раздевалке! А так все чинно! По двое, почти без слов. Без вздохов и слез. Ра-а-а-а-аз пробор — перекрестились. Два пробор — еще щепотью помахали! Они чуяли угощенье...

Вдова ничего не видела. Она не плакала. Ни капельки. Только лоб вытирала кончиком платка. И все. Ничего больше. Между нею и мужем был договор. Он будто заранее все ей сказал. Что как делать. И теперь она просто собирала его в дорогу. В далекую дорогу. Нельзя ничего забыть. Ни портсигара, ни пояса с молитвой.

Мы с Ольгой как приклеились к подоконнику, так и простояли до самого выноса. До того, как он отправится в путь по просохшей от гроз дороге.

Наши зады обдувал майский ветерок, а морды горели от суеты. Там набилось столько старух, что удивительно, чем они дышали! Но по ним и не скажешь! Это настоящие амфибии!

На нас никто не обращал внимания. Все бегали вокруг дяди Вани. Все кроме вдовы. Она спокойно выходила в сени, там что-то брала, возвращалась. Туда, к мужу. Она чувствовала себя совсем одна. Это сразу видно — если человек — один. Да. Вокруг были просто призраки. Просто смех призраков. Она их не видела. Собрать его в дорогу! Ничего не забыть! И самой приготовиться! Она бы могла выйти вслед мужу и захлопнуть дом! Закрыть его вместе со всеми призраками! Она бы не обернулась! Ничего не было! Ничего! Она бы не узнала дом! Она все забыла... Все. Только портсигар нельзя забыть. И черный пояс, на котором молитва. Осмотреться, подумать, посидеть на дорожку. И все.

Закрыть дом и пойти с ним вместе. В гору. Все дальше в гору. Все выше и выше. До самого ремонтного завода. Потом мимо продмага. А потом только провода высоковольтные и горизонт... Только опоры стальные, похожие на скелеты гигантов, уверенно расставивших ноги... Ветер, круглые плоские голыши и течение тока над головой... Ни насекомых, ни птиц. Тишина. Да. Тишина степи. В ней всем есть место...

Это была его свадьба. Он лежал так торжественно, так спокойно под белой сиренью. Все было готово. Он знал. Он просто ждал прихода невесты. Старухи столпились, но подойти не смели. Они приготовились встречать Красавицу. Они отдавали самое дорогое. Самое лучшее, что у них было.

Они терпеливо стояли, опустив головы. Да. Никого не было прекрасней Красавицы, которая придет. Сейчас, вот-вот. Придет и возьмет его. Никто не мог поднять на нее глаз.

Бабушка Настя стояла у него в ногах. Она наклонилась очень низко, так низко, будто целовала его укутанные саваном ноги. Хотела шепнуть что-то на дорогу. Она не ревновала. Нет. Положив голову на спеленутые саваном ноги, она закрыла глаза. Одна рука лежала на краю гроба. Может быть, она хотела его качать. Как в колыбели. Как в колыбели, висящей на невидимых цепях... Ее губы двигались. Она раскачивалась. Она пела колыбельную. Сначала мы смотрели на все это со двора, в окно. Как на сцену. А потом, когда его вынесли, мы оказались все вместе. Мы даже взялись за руки с Ольгой! Я хотел смыться! Спрятаться! Не видеть! Нет! Оставить все так! Как есть. Запомнить все так!

Я искал глазами, куда бы слинять! Невеста приближалась! Я ее чувствовал! И в какой-то момент как гром грянул! Порыв ветра, и кусты сирени завибрировали. Еще и еще! С них полетел цвет! Во все стороны! Как снег! Будто кто-то тряс деревья! Весь двор был усыпан белым сиреневым цветом. Невероятно. Она только зацвела. В это утро. Все улеглось быстро. Старухи не могли проморгаться.

Ни ветерка. Ничего. Тишина. И голое черное дерево. Мы с Ольгой так сжали руки, что потом синяки остались. Он лежал покрытый белым цветом. Весь. Белыми лепестками. Красный гроб был засыпан снегом. Вдова не подняла голову. Она встала и отошла от него. Все было готово. Все.

Невеста была здесь.

***

Несколько дней мы ее не видели. Только закрытый дом. Затихший дом, без запахов, без звука шагов, без шороха веника. Мы говорили тихо.

Мать начала беспокоиться. Наконец она решила пойти утром. Сварила картошку, я нарезал хлеб, она была нетерпелива, а тут вообще потеряла терпенье! «Ну давай! Давай! Да не мельчи ты! Режь нормальные куски!» Она чуть не побежала через двор и столкнулась с бабой Настей. Та стояла на пороге, открыв дверь, без платка, в тулупе мужа. Она будто только- только проснулась. Она не понимала, что происходит! Почему мать так несется! «Ты что, горишь, что ли?! — сказала она, пропуская ее в дом. — Или я горю?!»

Мать принесла обратно холодную картошку. Баба Настя ни к чему не притронулась.

Все. Скоро и она. «Она уйдет, — сказала мать. — Со дня на день. Она уходит... »

Мать поставила картошку на стол, сказала: кто хочет, пусть ест... Она вышла, и я остался один. Я ел и думал, что это значит — уходит. Почему она отказывается от еды. Она не выходит на улицу. Я размышлял и сам не заметил, как опустошил всю чашку.