Дверь в стене тоннеля - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 53

Сразу решился вопрос и с дачей. Комендант, спрятав в карман три сотенные бумажки, немедленно выдал ключ от комнаты и шутливо предупредил:

– Вы только там в своей лабалатории самогон не гоните. А если будете гнать, меня первым зовите. Пробу сниму. Хе-хе…

Лабораторию он пополнил собственным термостатом, муфельной печью, – всем, что требовалось по ходу экспериментов. Теперь он работал не с дачными крысами, а с кроликами и морскими свинками, за которыми раз в неделю ездил на Птичий рынок. Более того, за небольшую мзду служитель институтского анатомического театра позволял ему уносить с собой срезы человеческого мозга. Через год фанатической работы по вечерам и воскресеньям Герман получил первые миллиграммы бетапротеина – вещества, открыть которое Ольштинскому-старшему помешал ночной арест…

Утром обитателей подземной камеры разбудил гул и лязг кухонного элеватора. На фибровом подносе дымился бачок пшенной каши и три куриных окорочка. Это было последнее мясо, которое Еремеев отправил в рот. С этого дня он стал убежденным вегетарианцем.

Сразу же после завтрака вчерашний санитар, по кличке Шарпей, развел их на работы. Первым делом они заглянули в бетонный отсек с красной пятеркой, намалеванной на железной двери. Еремеев легко определил в ней предоперационную. Сама операционная находилась, как видно, за матовой стеклянной перегородкой. Здесь работал кондиционер, и дышалось значительно легче, чем в их камере.

– Посидим пока, – присел Шарпей на кушетку, застланную рыжеватой больничной клеенкой. Они были вдвоем, и Еремеев рискнул завести разговор, который продумал ночью.

– А женщин здесь держат?

– В обслуге, кроме Анастасии, никого нет. Даже повар мужик.

– А не в обслуге?

– Ну, только те, которые как клиентки.

– И часто они попадают?

– Не. Все больше мужчины. Ты поменьше спрашивай вообще-то. Дольше проживешь, – мрачно посоветовал Шарпей и собрал на лбу мясистые складки, из-за которых и получил прозвище. Еремеев достал портсигар, оставив «листик» в кармане, взвесил его на ладони.

– Чистое серебро.

– Дорогая штукенция.

– Хочешь подарю?

– Подари.

– Держи!

– Спасибочки.

– Узнай только одну вещь, и больше ни о чем не буду спрашивать. Пропала у меня подружка – Карина Табуранская. Не проходила она через вашу контору?

Шарпей снова взморщил лоб.

– Вообще-то у шефа живет герла какая-то. А как звать… Узнаю. Спокуха-дункель. Сегодня же скажу.

Открылась стеклянная дверь, и из операционной руки в резиновых перчатках вытолкнули каталку с ничем не накрытым телом. Еремеев с трудом узнал вчерашнего бомжа. У него был трепанирован череп и вскрыта полость живота.

– Кати за мной! – распорядился санитар и зашагал по коридору. Он распахнул перед каталкой дверь с номером семь, и Еремеев увидел Максима в черном прозекторском фартуке. Тот стянул труп на мраморный стол и принялся ловко орудовать ножом, срезая мягкие ткани. Куски мяса, печень, сердце, легкие небрежно он швырял в цинковый раструб электромясорубки, затем нажал пусковую кнопку и в подставленную банную шайку с надписью «для собак» полез фарш. Рядом стояла пустая – с пометкой «для нутрий».

Еремеев в свои сорок пять полагал, что он прошел через все огни, воды и медные трубы, но тут его замутило, как первокурсника в анатомическом театре.

– Вези, давай! Дальше самое интересное! – подбодрил его санитар, и Еремеев покатил тележку, стараясь не смотреть на обтесанный костяк.

«Я ж говорил, товарищ капитан, нервишки у вас ни к черту! – ехидничал внутренний голос. – Нечего было лезть на рожон!..»

«Господи, неужели и Карину так?» – ужаснулся он, чувствуя, как предательски задрожали губы и в глазах поплыли темные амебы.

Наконец они пришли к тому, что Шарпей считал самым интересным. За дверью № 9 открылся круглый бассейн диаметром метра в три, кишевший черными горбатыми рыбками. Санитар сам спихнул в бассейн останки несчастного бомжа, и не успели они погрузиться, как темная вода буквально вскипела вокруг того, что еще четверть часа тому назад было человеческим телом.

– Во, дают! Во, работают! – восхищался санитар, глядя как пираньи – это были они – рвут на части куски несоскобленного мяса и обрывки сухожилий. – А ну, остальные – налетай, миляги! Так ему, так!

Обгладываемый труп ходил под водой ходуном, как живой. Через полчаса от него остался чистый костяк. Шарпей зацепил его крючком, вытащил и швырнул мокрый скелет на каталку.

– Поехали!

Еремеев прикатил тележку в последнюю комнату бетонного коридора. Там работал Наиль. Не говоря ни слова, он отсек рубаком скелету череп, обмакнул в раствор какой-то вязкой жижи, вроде каолина, и отправил на обжиг в электропечь. Несколько таких обработанных черепов сверкали черным глянцем.

Наиль привычно размял обезглавленный скелет, согнул и засунул его в приемный барабан костедробилки. Десять минут нестерпимого грохота – и фирменный пластиковый пакет наполнился доверху желтоватой костной мукой.

– Вот так! – прищелкнул пальцами Шарпей. – И никто не узнает, где могилка его.

Он изучающе посмотрел на Еремеева. Тот изо всех сил пытался сохранить душевное равновесие. «Ничего, ничего, господин капитан, – отчаянно убеждал он себя, – в Афгане и пострашнее бывало». Хотя даже в Афганистане он не видел ничего подобного.

– А ты, мужик, ничего! – одобрил санитар. – Нервы крепкие. До тебя слабак был. Крыша поехала. Сам к рыбкам бросился.

День выдался не самый напряженный. «Обработали», по выражению Шарпея, трех бомжей, двух алкашей и одного «добровольца». Перед ужином Максим отправил наверх по кухонному элеватору шесть запечатанных пакетов с маркой агрофирмы «Радон» и шесть «керамизированных» пепельниц-черепов. После чего, спустя полчаса, из створок подъемника выполз поднос с тремя кусками жареной рыбы, отварной картошкой с укропом и перезрелыми – племенными – огурцами.

Есть рыбу Еремеев не смог, пожевал горький огурец с картошкой и полез на свою верхотуру. Никто за весь ужин не проронил ни слова. Только Максим, глядя как Еремеев перекрестился на правый угол, ехидно спросил:

– Помогает?

Но ответа не получил. Еремеев лежал на верхней койке, полузакрыв глаза, стараясь изо всех сил заслонить видение бурлящей в пираньевом бассейне темной воды бурлением моря за кормой яхты. В конце концов ему это удалось. Боже, как чудесно они шли через зеленовато-тихий Азов. Это было первое море, которое Еремеев пересек сам не как пассажир или корабельный врач, а как капитан-навигатор. Чайки соревновались белизной своих крыл со слепящими на солнце парусами. Карина стояла на носу на коленях и, раскинув руки, загорелая, с развевающимися волосами, изображала носовую фигуру фрегата. Артамоныч закинув блесну, пытал рыбацкое счастье. Тимофеев, отстегнув протез, блаженствовал за кормой, держась за буксирный конец и рискуя быть пойманным на крючок. Лена в немыслимом мини-бикини разносила всем, даже Дельфу, дремавшему на крыше рубки, чашечки кофе со сгущенными сливками. И жизнь в эти минуты походила на сгущенные сливки счастья… Ведь было же! Как не было у Еремеева более счастливых дней за все сорок пять лет его бренного существования.