Приливы войны - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Прессфилд cтр.№ 56

— Ожидаешь дождя, юноша? — крикнул ему Лион.

Розовые Щёчки, прыгая по-лягушачьи взад-вперёд, украдкой поглядывал через нос корабля, стараясь определить расстояние до противника. По его сигналу мы должны будем все вместе устремиться вперёд и выстрелить, а в это время наш вес в самый критический для вражеского судна момент приведёт в движение таран. Во всяком случае, таков был план. В итоге, как всегда, получился хаос.

С расстояния трёхсот ярдов на нас из тумана ринулись малые суда противника. Стрелы и головни застучали по палубе. Розовые Щёчки вынул остриё стрелы из ноги. Спустя миг мы все были у шлюпки, выгружая всё, что у нас было. Впереди встала сплошная стена кораблей. Нам её не преодолеть. Два корабля из первого ряда нацелились на нас. Один — трирема, нос украшен обнажённым женским торсом; другой — галера, превращённая в огромную баржу. Толпа на её палубе насчитывала человек сто. «Пандора» развернулась носом вперёд, прямо ей навстречу. Трирема атаковала нас с борта. У нас на носу моряки бросали на трирему цевочные колёса. Дуги дыма перекинулись через быстро уменьшающееся расстояние. Люди бросали копья с колен, потом падали ничком, прячась за бортовые экраны, когда в ответ летели залпы противника. Обе стороны швыряли банки с верёвочными ручками, полные дымящейся серы. Сиракузцы называли такие снаряды «скорпионами», а афиняне — «привет вам». Уже три судна были охвачены пламенем.

И вот корабли столкнулись. «Пандора» с хрустом ударила в борт трирему, переделанную в грузовое судно. Но угол получился касательным, и оба корабля, сцепившись носами, закружили друг против друга. Наши моряки бросили «кошки», преодолевая пространство, разделяющее нас с врагом. Противник ответил залпом стрел и камней. Этот обстрел сорвал леера и накрыл шкурами весь такелаж. «Кошки» отлетали рикошетом, как фасоль. Те, которым удавалось впиться в древесину, противник выдёргивал или обрубал топором. Одного беднягу зацепило крюком за голень, и теперь он висел, пригвождённый к мачтовой лестнице, а четверо наших моряков изо всех сил тянули верёвку. Через пару минут «Две Титьки» нанесли удар в борт «Пандоры», а наш «Бесстрашный» стукнул её в корму.

Противник пользовался булыжниками в тридцать-сорок фунтов, которые он припас на носовой части и вдоль лееров. Вперёд выходили самые высокие моряки. Они бросали эти булыжники в наши боковые экраны, разбивая их в щепки.

Атакующую цепь возглавлял самый рослый из них. Ростом в шесть с половиной футов, голый по пояс, этот буйвол двинулся на наш нос, вооружённый одним только камнем фунтов в шестьдесят, который он держал перед собой, сбивая с ног наших моряков. Юноша по имени Элпенор срезал ему предплечье до кости, но эта скотина развернулась с рёвом и ударила моряка камнем по черепу, а затем тотчас разбила лицо другому. У него были бёдра как дубы, и он пинками отправлял противников за борт.

Времени для героизма не оставалось. Я схватил двоих, Метона-Костолома и Адраста, которого называют Лохматым, и потащил их за спину чудовища. Одно копьё мы вонзили ему в печень, второе — в ногу. Лохматый разрубил ему подколенное сухожилие абордажным крюком. Великан, заорав, рухнул на колено. Он ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, кто это сделал. Только поднял огромный камень и со всей силы швырнул его в днище корабля.

Камень пролетел через беспалубный отсек для гребцов, пробил бревно кильсона. Судно содрогнулось, как от удара тараном. В пробоину хлынула вода. «Пандора» стала тонуть. Теперь уже невозможно восстановить последовательность событий — всё происходило так быстро и среди такого хаоса, когда человек мало что соображает, подавленный страхом за себя и своих людей. В какой-то момент некий сиракузец схватил меня за бороду и стал колотить щитом по моему шлему с такой яростью, что я почувствовал, как трещат кости черепа. В ответ я ударил его между ног и вырвался, оставив в его кулаке часть моей бороды. Я перевалился через леер и упал в шлюпку. А Лион подобрался к моему врагу сзади и отрубил ему голову, держа меч в обеих руках. Шлем вместе с головой повалился прямо мне на живот, фонтанируя кровью, стукнул, прокатился мимо мачт и исчез в море.

Ещё один аспект морского сражения — бежать некуда. Каким-то образом нам удалось захватить галеру — если можно так охарактеризовать захват массы объятого пламенем сухого, прогнившего дерева, быстро идущей ко дну. Удалось нам это главным образом потому, что баржа тонула кормой и мы, двигаясь от носа, имели преимущество, сражаясь на спуске. Мы прокладывали себе путь, щитами сталкивая противника в воду.

Вторая битва, такая же страшная, как и первая, началась теперь в промежутке между горящими корпусами, когда гребцы с «Пандоры» и «Двух Титек», вынужденные покинуть корабли, сцепились врукопашную и старались утопить друг друга. Топор и абордажный крюк предпочтительней копья и пики. Сломанное весло тоже шло в ход. Моряки рубили друг друга, били дубинками, кололи кинжалами даже в воде, когда палубы уходили у них из-под ног. К этому времени вторая и четвёртая линии афинян достигли заграждения противника и атаковали его эскадрой с помощью лестниц, как наземные войска штурмуют крепость. С тонущей баржи мы перешли на «Бесстрашный». Почти сразу мы тоже полезли на эту стену.

Позже кузен рассказывал мне, как этот спектакль выглядел с берега. Раненые умоляли врачей отнести их к морю. Судьба каждого зависела от исхода сражения. Неизвестность была для них невыносима. Солдаты тоже подходили к берегу и даже входили в воду. И то же самое делали сиракузцы на своём участке, стараясь разглядеть сквозь дым открытое море и там какой-нибудь признак победы или поражения. Далеко на рейде нельзя было разглядеть стену кораблей. Только дым. Чёрный внизу и серый вверху, поднимаясь, он собирался в грозовые тучи, такие плотные, что казалось, будто вся небесная твердь объята пламенем. У входа в гавань разыгрывалось сражение такого масштаба и свирепости, что его можно было бы назвать эпохальным. Или бойней — кому что нравится. И всё же на фоне столкновения такого количества кораблей и людей оно казалось боем второстепенного значения. На кораблях, сражавшихся на открытой воде, сообщил нам кузен, от тактики и манёвра давно отказались. Суда сцепились друг с другом — по два, три, далее пять и семь — и вели сражение корпус к корпусу. Поверхность гавани казалась усеянной островами и целыми архипелагами кораблей.

Возле кораблей теснилось неисчислимое множество маленьких сиракузских судёнышек — ялики, рыбачьи лодки, даже плоты, на которых находились уличные мальчишки и старики, способные бросить зажигательный снаряд или выбить палкой мозги утопающим. Можно было определить афинские корабли по тучам лодок, кружащих возле них, как стервятники. С этих судёнышек протыкали лопасти рулевых вёсел, бросали снаряды, старались сбить вёсла.

Когда ход битвы переменился, люди, видевшие это с берега, сначала оцепенели. Наш двоюродный брат рассказывал, что товарищи стали обниматься от радости, увидев, что военные корабли противника обратились в бегство. Теперь всеобщее внимание обратилось на другой сектор. Там картина складывалась совершенно иная. И вот афинянами овладело отчаяние. Печальными песнями они оплакивали свою судьбу, вознося к небесам обычные жалобы, какие чаще всего звучат в подобные минуты.