— Мне сегодня так бо-ольно…
Слезы взор мой тума-анят…
Эти слезы нево-ольно
Я роня-я-аю в тиши!
Мама, послушав это, закатила глаза и ушла на кухню, сказав Богдану: «Я на минутку». Спиной к Богдану стояла еще одна дама, пухлая, в цветастом платье без претензий, очевидно сшитом из хлопковой занавески. Она с большим интересом изучала пастель с полной и загорелой купальщицей, висевшую на стене. Богдану был известен состав гостей, он предположил, что пухленькая — это мать Юли, потертый интеллигент — ее отец, а крокодилица с алым ртом не может быть не кем иным, как Степиной бывшей учительницей, к которой он до сих пор питает почтение. Экспансивная учительница наконец разглядела его, театрально вздрогнула, прижала руку к большой груди и остановила пластинку. Именно в этот момент пухленькая решила запеть:
— Сердце вдруг встрепену-улось! — заголосила она приятным контральто, громко и жизнерадостно. — Так тревожно заби-и… нет? — Она обернулась, заметив, что поет а капелла.
Богдан представил себя и «Дом Периньон», все еще прижимаемый к боку, за ним представились остальные. Яркая женщина оказалась Ниной, матерью мышки-невестки, мужчина — без сюрпризов — ее отцом, а в пухлой дамочке Богдан вдруг узнал черноглазку, с которой ему так легко танцевалось танго в прошлую пятницу. «В который раз убеждаюсь, что тесен мир!» — засмеялась пухленькая, она же — Инга, бывшая Степина учительница.
— Так, значит, вы недавно вернулись из Канады? — осведомилась Нина игриво. — Комон труве-ву ле Канадá?
— Канадá моя, Канадá! — вздохнул Богдан. — Камон, йес. Понимаете… — говорить, что сын наврал про него с три короба, не хотелось. — Моя Канада недалеко. В Подмосковье. Коттеджный поселок «Канада» по Рублевскому шоссе. А! Профанация: ни лосей, ни хоккеистов, а из франкофонов один французский бульдог.
— Надо же! — воскликнула пухленькая. — Выходит, мы Степу неправильно поняли!
— Но если вы были недалеко… почему не заехали на свадьбу? Лишили нас приятного знакомства? — спросила Нина.
Взгляд Соловья-старшего упал на Евгения, Юлиного папашу, который листал томик Ахматовой, манкируя беседой, и Богдана осенило.
— Я писал! Писал стихи. Накатило! Заперся на два месяца, с участка ни шагу, жил на тушенке и гречке. Черкал, ломал карандаши… в итоге поэма в две тысячи строк. «Полночные зияния».
— Любопытно, — поднял полуседую голову Евгений. — Я тоже пишу — стихи, прозу…
— Женю когда-то напечатали в «Юности», — добавила его жена.
— Тем более. Тогда вы меня тем более понимаете! — сказал Богдан.
Инга воодушевленно воскликнула:
— Это просто изумительно! Сколько талантов! Давайте вы почитаете свои стихи!
Евгений при этих словах оживился, а Богдан, наоборот, замахал руками:
— Нет-нет! Я безумно застенчив — в этом отношении. Иногда хотелось бы — ну, когда видишь интеллигентные лица, чувствуешь отклик — но нет, вслух свое никак не могу. Ходил к психоаналитику три раза, тот сорок минут молчит, потом: «И что вы об этом думаете?» Я плюнул и смирился. Но иногда печатаюсь. Не в «Юности», правда… так. «Сноб», «Коммерсант», «Ведомости» — когда литературные приложения выходят.
— О! — ревниво сказала Нина. — Наверно, у вас хорошие знакомства в этих кругах?
Богдан с извиняющимся видом пожал плечами.
— Куда без знакомств! Я ведь давно в Москве, пообтерся. Кого только не повидаешь на презентациях. Придешь — тут Владимир Сорокин пулярку грызет, тут Татьяна Толстая селедку под шубой наворачивает. Но забронзовевшие — они, само собой, важничают, к ним простой пиит подойти не смеет. Только Борис Акунин — свой парень. С ним я сто лет назад познакомился, когда он еще кропал переводы с японского. Говорю я однажды Боре: пиши сам! Он: да про что? у меня идей нету. А я ему: нет идей — напиши детектив.
Дамы ахнули.
— Да-да, это я ему предложил. Даже сюжет первого тома подарил. Мне без надобности, я все равно детективы писать не стану. Говорю ему: можешь не благодарить, только, будь другом, назови сыщика по-моему: Эразм. Я тогда Эразма Роттердамского перечитывал. А он перепутал, назвал Эрастом.
— Надо было и мне уезжать, — усмехнулся Евгений. — В Москву, Петербург… Когда живешь в Домске, можно печататься только в «Домском курьере».
— Но ведь устаешь от Москвы! У-у, — скривился Богдан. — Суета. Я лично в «Канаду» сбегаю. Запрусь на месяц — и рука к перу, перо к бумаге…
— Кем же вы работаете? — поинтересовалась Нина. — Этак на месяц сбегать…
— Я сам себе хозяин. Предприниматель.
— День совпадений! — засмеялась пухленькая Инга. — Мы с вами оба предприниматели. Я в прошлом месяце оформила бумажки, теперь — официально «ИП»! Зачем мне это — не знаю!
— Инга Викторовна преподает, — пояснила Нина, — а вы что предпринимаете?
— Ну, как? Тут купишь, там продашь. В свободное от музы время.
— Успешно?
— Вы же мне не поверите, если я начну прибедняться? — улыбнулся Соловей.
Нина бросила взгляд на скромный летний джемпер от Прада, оттенявший легкий загар Богдана.
— Не поверю, — усмехнулась она. — Странно! Степа не упоминал, что вы, мм…
«Что я буржуй?»
— …что вы поэт! Жаль, что он мало про вас рассказывал! — воскликнула Нина.
«А мадам-то сделала стойку. Еще бы! Обнаружить богатого родственника у себя под носом», — подумал Богдан.
В гостиную вошла мама.
— Между тем младшее поколение позволяет себе опаздывать, — сказала она.
Богдан бросил взгляд на часы — полчетвертого.
— Ярослава еще можно понять: пока сменишь подгузник, подвяжешь помочи… Но Степа! Казалось бы, взрослый младе… то есть взрослый мужчина.
— Сейчас он придет и все объяснит! — заверила Инга. — Я уверена, есть причина.
«Разболтанный, рассеянный, несобранный — вот они, причины!» — подумал Богдан.
— Несомненно, — вежливо ответил он. — Вскоре мы услышим захватывающую историю о каком-нибудь последнем носке, застрявшем на люстре…
Затренькавший в этот момент звонок все приветствовали радостными возгласами. Майя и Богдан пошли открывать. К удивлению Богдана, за дверью обнаружилась только Юлия. Она держала в одной руке серьезного щекастого младенца в кофточке со львенком, а в другой объемистую сумку. Степы не было видно. Богдан даже вышел за дверь и оглядел лестницу — нет, Степы не было. Юля с недовольно взиравшим на мир бутузом втянулась в квартиру, а Богдан спросил:
— Где ваш супруг?
Мышка-невестка изумленно посмотрела за спину Богдана, в гостиную.
— А-а он не?.. не собрался еще, будет позже, — промямлила она.