Горбун пожал плечами.
– Ладно, идем к татарам. А чего нет? Они к нам шастают, вот и мы к ним заглянем, порезвимся малость.
– Не до веселья будет, Осип.
Горбун вздохнул и сказал:
– Да, знаю. Но мурзу обязательно отловим. Никуда эта собака от нас не денется.
– Правильные речи ведешь, Осип.
Из леса показалась толпа. На фоне черной полосы деревьев она выглядела огромной.
Дружинники подвели к навесу княжича трех мужиков лет под сорок. Всех остальных они усадили к кострам.
Зайдя под навес, мужики опустились на колени.
– Благодарим тебя, воевода, от всего сердца за наше спасение, на которое уже и надежды не было никакой, – сказал один из них, с окладистой седой бородой.
– А ну вставайте! Ишь чего надумали, – воскликнул княжич.
Мужики поднялись. Уваров тут же принес второе бревно. На него они и уселись.
– Представьтесь, люди добрые, а то не ведаю, как обращаться к вам, – сказал Савельев.
Мужики представились. Это были старосты Бродов, Веселки и Покровки Антип Молчун, Николай Фомич и Емельян Белозеров.
– Ну а меня называйте просто воеводой.
– Что, и имя не назовешь?
– Дмитрий, более ничего.
– Лады.
– Ну, поведайте, как татары безобразничали в ваших селениях.
– Как у них принято, – начал Фомич. – Поутру, как вторые петухи пропели, вышли из лесу два десятка конных и обложили деревню. Старший их велел всем собрать скарб, все ценное, что у кого есть, и выходить на луг вместе со скотиной. Бабы перепугались, детишек прятать начали. Да оно и неудивительно. До сих пор у нас татар не было. Мужики тоже в растерянности, а кто и в страхе. Голова татарский повторять не стал. Подождал немного и наслал на деревню своих всадников. Те накинулись на нас и давай стегать нагайками всех, кто под руку попадется. Спешились, вламывались в дома, били всех подряд. Баб хватали. Деваться некуда, наши стали выходить. Думали, без душегубства обойдется. Да куда там. По всей деревне крик пошел. Татары младенцев и стариков изводить принялись. Тут кто за рогатину, кто за кол. Трое мужиков наших прибили татарина, забрали саблю, копье, потом второго зарубили и бросились на басурман, которые громили соседские дома. Те выскочили, окружили мужиков да всем головы и срубили. Меня схватили в самом начале, с бабой и сыном за деревню вывели. После с факелами вдоль улицы поехали, избы поджигали. Повели нас по тропе в лес, пригнали сюда. К нам вышел их мурза, осмотрел, что-то приказал. Всех к оврагу подвели, руки-ноги связали да столкнули вниз. Потом басурмане еще людей привели из Покровки и Брод.
Фомич замолчал, заговорил Молчун:
– У нас на селе так же было. Поутру объявились татары. Только ничего не требовали, не разговаривали, а налетели сразу со всех сторон и давай разорять дома. У нас своя дружина была, смешно сказать, аж пять мужиков с саблями да топорами. Они успели собраться и вместе со священником, отцом Федором дали бой татарам. Недолго он продолжался. Басурмане погубили нашу дружину. Отца Федора раненого в церковь затащили и подожгли ее. Так и сгорел отец Федор. Село татары спалили, нас пригнали сюда да бросили в овраг.
Белозеров, старшина Покровки, вздохнул и проговорил:
– Так же и у нас было. Вспоминать страшно.
Княжич, Бессонов, Горбун и Агиш выслушали рассказы старост.
Потом Осип взглянул на Дмитрия и заявил:
– А ты, воевода, хочешь оставить меня в Бабаеве. Нет уж, покуда рука саблю держит, бить эту падаль буду вместе со всеми.
– Ладно, успокойся. Пойдешь с нами. – Княжич повернулся к старостам. – Да, досталось вам. Беда великая, страшная. Но Господь не допустил полного истребления. Большинство спаслось.
– Благодаря вам, воины, – повторил Фомич.
– Сколько осталось в живых?
– У нас тридцать три человека. Десять мужиков, остальные бабы да дети.
– Моих двадцать четыре, – сказал староста Покровки. – Но у нас и дворов меньше, чем в Веселке и уж тем боле в Бродах.
Княжич взглянул на Молчуна.
– Наших пятьдесят пять, – сказал тот. Мужиков полтора десятка, баб чуть больше.
– Понятно, – проговорил Савельев. – Вам, старосты, объединяться надо. Мы отбили у басурман и жителей Дерги. Вот туда бы вам всем и перебраться да укрепить деревню. Тогда такие силы, как у мурзы, вам были бы нестрашны, а большое войско сюда Казань не пошлет, потому как в ответ войну заполучат. Вы об этом покумекайте. Останетесь в своих поселениях, можете опять под татар попасть. Тогда нас рядом не окажется, а воевода Бабаева опять помочь не сможет.
Старосты переглянулись.
Потом Молчун кивнул и сказал:
– О том крепко думать будем, воевода. С людьми говорить. Сходы соберем. Как народ порешит, так тому и быть.
– Это правильно. Что ж, завтра поделите меж собой татарских коней, все запасы продовольствия, оружие, доспехи, овец. Телеги со скарбом заберете и отправитесь в Дергу. Да, на мели в затоне ладья стоит. Возьмите и ее. Она вам пригодится.
Фомич взглянул на княжича и спросил:
– А вы, воевода, себе ничего не возьмете?
– У нас есть все, что нам нужно. Лишнее только в тягость.
– Благодарствую, конечно. Это ж сколько добра мы отсюда увезем!
Княжич улыбнулся и заявил:
– Только смотрите, не передеритесь за это самое добро.
– Да что ты. Все по-честному поделим. Свои же люди, разберемся. Да и жить теперь вместе будем.
– И последнее, старосты. Пред тем как отправиться в деревню, похороните басурман в том овраге, где они вас держали. Там проще будет. Сбросить тела и обрушить склоны, вот и могила общая.
– Хоронить этих тварей? – воскликнул Молчун. – Да пусть их зверье жрет!
Княжич повысил голос:
– Хоронить! И не потому, что так положено. Тела, брошенные у болот, гнить начнут. Тогда по всей округе может страшная хворь пойти. Вы желаете, чтобы вскоре она захватила вас?
– Ты в этом смысле, воевода. – Молчун тут же остыл. – Извиняй, твоя правда. Басурман надо захоронить. Чума, она хуже татар.
– Значит, договорились.
– А вы никак уходить собрались? – спросил Белозеров.
– Мы, Емельян, свое дело сделали. Не до конца, правда, но на рассвете уйдем. Вам опасаться некого, да и оружия с доспехами у вас полно, кони есть.
– Люди хотели бы проводить вас, своих спасителей, отблагодарить.
– Это лишнее. Да и не по времени. Ступайте, старосты, каша стынет.
Наконец-то бывшие невольники смогли вволю поесть и отдохнуть, не боясь завтрашнего дня.