Глубокий старик, он когда-то, еще при Олеге, стал вторым мужем моравской княгини Святожизны, что бежала на Русь от угров вместе с юным сыном Предславом. Скоро Предслав получил в жены дочь Олега, и от этого брака родился Олег Предславич, ставший преемником Вещего – хоть и всего на восемь лет. Святожизна давно умерла, после захвата власти Ингваром умер старый Предслав, а Олег-младший был изгнан. Тем не менее Избыгнев и его род сохранили свое почетное положение – благодаря родству с Эльгой и ее желанию иметь мир с киевским боярством.
– Будет ли торг с греками? – подхватил Дорогожа, и за столами загудели – всем хотелось это знать. – А то бобров третий год копим, уже все клети полны, хоть ешь их, а торгу никакого нет – ни в греки не везут, ни в хазары. Вот, на войну ты нас поднял, обещал после войны мир и торг, как у Вещего было. Так Вещий прямо под стенами царьградскими с греками совещание имел и мир утвердил. А нынче что? Близ Царьграда один только Ельг побывал…
– С девками гулящими побаловался, а дела толком не сделал, – подхватил Свенельд и усмехнулся.
И усмешка его все путешествие Хельги по Греческому царству сводила к «забавам» в монастыре Раскаяния.
– А чего же от счастья отказываться, коли само в руки идет, – усмехнулся Хельги ему в ответ, словно говоря: и ты бы не отказался, да не повезло. – С царем мир утверждать – не по мне дело. Не я ведь князь русский, хоть и княжеского рода.
– Ну а ты, княже, скажешь-то что? – нетерпеливо воскликнул Видибор.
В угодьях его родовой волости были хорошие бобровые ловища, но они уже третий год пропадали даром.
Однако Ингвара не порадовало это признание его прав.
– Нам… рано строить совещания с Романом и утверждать мир, – заговорил он, положив сжатые кулаки на стол перед собой, будто это помогало ему сохранять спокойствие и здравость суждений. – Олегу Вещему удалось привести к Царьграду все свое войско, и оно было вдвое больше моего. В его время у царей не случилось олядий с огнем. Олег прошел через пролив невредимым, смог греков своей силой устрашить и выгодного мира добиться. Мы же пока не ведаем, сколько отроков и бояр из нашего войска уцелело. Пока я не знаю, где мой воевода Мистина Свенельдич, где его люди, искать разговора с царем неразумно. Когда перед ними всего две тысячи копий, – он кивнул на Хельги, – греки только то и предложат, чтобы живыми отпустить, без добычи и чести.
– Я ушел с добычей и честью, – уже без улыбки поправил Хельги.
– И половина людей твоих от огня олядного сгорела, – так же жестко напомнил Свенельд.
– Столько же, сколько у тебя. – Хельги глянул на Ингвара. – И если ты хочешь знать о судьбе Свенельдича, я скажу тебе кое-что.
Эльга встрепенулась и прижала руку к груди. Люди за столами от этих слов едва не подскочили: едва ли нашелся бы среди них хоть один, у кого в поход не ушел бы сын, брат, внук. И по лицу Хельги уже все угадывали: не скажет он ничего хорошего.
– Передал мне царев муж, что у них слышно о русском войске в стране Пафлагонской. Сидело оно в городе Ираклии, и пришли туда воеводы Романовы с сорока тысячами войска, и окружили русь. Русы могли уйти, но решили выступить и биться против греков. Они сделали все, на что боги послали им сил, и честь Руси защитили. Едва одолели их греки, хоть и превосходили числом гораздо. После на поле нашли убитым коня Мистинина, по золоченому конскому доспеху узнали его. Мертвецы грудами лежали. Греки Свенельдича в лицо не знали и не стали уверять, будто нашли его тело. Но и живым они его больше не видели. Той же ночью остатки русов сели на свои суда и бежали из Ираклии. Об этом рассказал мне Ермий, но о том, что дальше с ними сталось, и он не знал. Они уже могли бы быть здесь – если бы их уцелело достаточно для пути через море и Днепр на Русь. Но их нет, и если никто из них не воротится, то и о судьбе их, выживших и павших на том поле, мы никогда уже не проведаем. Ермий о пленных упомянул, но кто и сколько их – не сказал.
Голос Хельги звучал в полной тишине. Его слушали, задержав дыхание. Побледневшая Эльга коротко втягивала воздух: она не ждала, что Хельги заговорит о судьбе Мистины. К тому же сейчас его рассказ об этом оставлял куда меньше надежд, чем тот, который она слышала от него ранее. Она взглянула на Свенельда: тот стиснул челюсти, однако ноздри его раздувались; видно было, что и воевода потрясен. Хельги не сказал ему «твой сын мертв», но его повесть можно было понять только так.
– Мистина Свенельдич был храбрым воином и достойным человеком, – продолжал Хельги, обращаясь к побледневшему Ингвару. – Однако боги сохранили для руси тебя и меня. Ты – князь русский, а я – наследник крови и удачи Олеговой. Если будет твое соизволение, я на другое лето поеду вновь в Греческое царство и буду искать встречи с Романом, чтобы сговорить об обмене посольствами и новом договоре. Они знают мою удачу, знают силу руси, и я заставлю их считаться со мной. А еще у меня друзья имеются в Карше, и с ними грекам тоже считаться придется, если не хотят они беды своим владениям в Корсуньской стране.
– Придержи! – Ингвар, как ни был потрясен, быстро понял, чем грозит ему подобный ход. – Я тоже… кое-что припас. Теперь я… – он бегло глянул на Эльгу, – у меня есть жена из рода царя болгарского, а тот – сват самому Роману. На другое лето мой сват, князь Боян Симеонович, к Роману поедет и будет с ним о наших делах говорить.
– От чьего имени твой родич будет говорить? – прищурился Хельги.
– От моего! Князя русского!
– Одного из трех князей русских, ты хотел сказать? Тебе принадлежит всего третья часть власти над русью. Другие две – у моей сестры Эльги и ее сына. Давай спросим у нее – поддержит ли она дела, что затевает родич другой твоей жены?
Все взоры обратились к Эльге. Она стояла, приложив руку к груди, где невидимо для всех висел под белым платьем костяной ящер. А сердце ее стучало, казалось, не в груди, а во всем теле сразу, его биение гулко отдавалось от затылка до пят.
– Ты, княгиня, поддержишь такое посольство? – обратился к ней Хельги среди тишины.
Она глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Не так-то легко это было, но кто даст ей время?
– Нет, – ясно ответила она. – Я не желаю жить в доме, куда мой муж привел другую знатную жену без совещания со мной. Пока она остается здесь, я не делю с ним ни кров, ни постель. А если я не считаю себя женой Ингвара сына Ульва, каковы его права на стол киевский, пусть даже одну его треть? Скажите, поляне? Скажите, русы – Олеговы наследники?
Она окинула взглядом ряды лиц, но все молчали. Возразить ей никто не мог, а согласиться не хватало духу. Все понимали, что будет означать этот разрыв.
– Как ты не понимаешь? – воскликнул Ингвар. – Думаешь, я из тех мужей похотливых, кому одной жены мало, вот они еще пяток тянут? Да мне… Я не могу ее отослать, даже если бы и хотел! Греки с хазарами в распре, с нами у них война! Одни болгары им родичи и союзники! Как мы без них будем мир творить? Или хочешь, чтобы эта война целый век длилась?