– Опупеть! Мулен Руж какой-то!
– Это кто выложил, кто? – переживали другие.
– Монтаж? Фотошоп? – недоумевали третьи.
Да если бы фотошоп, она бы так не стреманулась! – угорал Толя. – А-ха-ха, а кто-то ведь эту картинку по всем официальным адресам разослал. И в Сеть слили. Теперь пойдет такой хайп!
Толя ржал над Натальей Петровной, а она не выносила его на дух. В министерстве он висел на волоске. А причина – в неотвеченной ласке, в отринутых поцелуях, в неудачном домогательстве. Наталья Петровна была одинока, Толя – кудряв. Ему стоило бы склониться навстречу, отдать себя на заклание, но Толя посмеялся над бабьей жаждой, над начальницыной женской тоской. Он хохотал веселым мальчишеским смехом. Меч увольнения был занесен, и не сберечь бы охальнику головы, но внезапно вскрылось, что у Толи есть высокие покровители. А потом пришла на имя Толи кремлевская телеграмма. Из Москвы. Самая высокая благодарность за участие в молодежном форуме, посвященном годовщине Победы. Телеграмму повесили на стенку, Толя сделался неприкасаем.
Короткая Леночкина радость вдруг куда-то схлынула, и теперь ноги и плечи ее трепала мелкая дрожь, а скулы горели, как будто кто-то натер их снегом. Она схватила из шкафа широкое сиреневое пальто и выбежала на улицу. В ступеньках лестницы белел вмурованный в них навечно доисторический мусор ракушек. Перила коряво царапались. У выходной двери ее окликнул юноша. Юноша был ладный, высокий, с двумя снопами отросших ржаных волос. Он помахал ей и улыбнулся нежной и даже какой-то апрельской улыбкой.
Ах, – испугалась Леночка, – это вы!
Она узнала в нем одного из следователей, пожаловавших к ним в министерство в то роковое утро, когда покойный шеф не явился на службу. Жена Лямзина тогда сообщила, что супруг ушел еще накануне и не вернулся. Любовница – что ждала, ждала и не дождалась. Труп нашли на обочине, утопленным в дождевой канаве. Труп распух. Так сплетничали в министерстве, но откуда могли они знать?
Юношу звали Виктор, он допрашивал Леночку про Андрея Ивановича. По старинке, серебристой ручкой записывал за ней в протокол: «В последнее время Андрей Иванович много работал, переживал за область, за страну. Волновался, что подведет губернатора. Ему, конечно, мешали и личные проблемы. У него было две любимые женщины, он разрывался. Кто-то писал ему неприятные письма, он и сам не знал кто… Нет, он был жизнелюб, в суицид я не верю. Сердце? Да, беспокоило…» Что же привело Виктора снова? Неужто позор Натальи Петровны уже разнесся по городу?
Но юноша пришел не за тем. Он посмотрел на Леночку пушистым заячьим взглядом и спросил, не хочет ли Леночка выпить с ним кофе. В груди у нее потеплело, Анахата чакра приоткрыла внутренний глаз. Леночка ответила «да». Они вдвоем обошли министерство – мощный, с гранитным основанием, куб с балясинами на фасаде. Его построили когда-то на месте рабочих бараков, но те еще оставались вокруг, растыканные по городу, как несъедобные грибы. Дощатые уродцы, в которых текли дырявые крыши и не было горячей воды. Но за одним из таких потертых чудищ с торчащими в оконцах горшками традесканций, в двухэтажном домике какой-то дореволюционной купчихи притаилась чудо-кофейня. В ней за барной стойкой колдовал молчаливый бариста с напомаженной бородой, и пахло арабикой, и на кофейной пенке красовались коричные рожицы.
Виктор и Леночка сели у окна, держась за чашки, как за спасение, и стеснялись смотреть друг на друга.
А можно на «ты»? – спросил Виктор.
Можно, – разрешила Леночка.
Мне кажется, ты единственная скорбишь по Лямзину, даже жена его так не скорбела.
Откуда ты знаешь? – возмутилась Леночка, пунцовея от удовольствия.
Я чувствую… – просто ответил Виктор и вдруг спросил: – Знаешь, что такое адронитис?
Что-что?
Адронитис. Это разочарование от количества времени, которое может уйти на то, чтобы узнать человека.
У тебя такое часто бывает? – с легкой занозой в голосе поинтересовалась Леночка.
Гораздо чаще я испытываю онизм.
Онанизм? – хохотнула Леночка.
Онизм, – поправил Виктор, подхватывая ее смешок краешком рта. – Это разочарование от того, что ты находишься все время в одном теле. Только в одном. И больше у тебя никаких вариантов, как бывает, например, в компьютерной игре. И ты можешь быть только в одном месте, в одно время. Вот это несправедливо. Это очень обидно. Я даже немножко завидую элементарным частицам.
Откуда ты слов таких нахватался, я пупею! Онизм… Никогда не слышала, – ухмыльнулась Леночка. – А я завидую, что не могу прокрутить время назад. Может, Андрея Ивановича удалось бы спасти.
От кого? – наклонился к ней Виктор, ржаные пряди его оторвались от высокого лба, закачались маятником.
От всех, – ответила Леночка. – Они его мучили.
Лицо Виктора было близко к Леночке, на розовых щеках его роились оконные блики. Она глядела ему на губы. Изогнутый контур – признак кипучей энергии. Верхняя чуть толще нижней – знак флегматика. Четко очерчены – знамение приземленности. Но глаза Виктора, окаймленные пышным пухом ресниц, смотрели на Леночку пылко и грустно, как два полуночных солнца.
Я боюсь, – сказала Леночка. – Андрея Ивановича замучили анонимками. А теперь и его заместительша, Наталья Петровна. Сегодня ей прислали фотографию. Она там почти раздета, как стриптизерша. Фото теперь гуляет в Сети.
Надо писать заявление, – ответил Виктор, – искать виновного.
Она убежала в ужасном состоянии, даже про священника забыла, который кабинет освящал, – с легким злорадством прибавила Леночка, – у нее почти что припадок случился.
И, будто в ответ ее словам, послышался заунывный ной сирены. Сначала – тонкий, высокий, нарастающий визг. Потом – низкий удаляющийся, воющий бас. Эффект Доплера. Видно, промчалась мимо кофейни карета скорой помощи. В носу у Леночки защипало, в уголках глаз закипели в который раз горячие слезы.
Я так боюсь, – призналась она Виктору.
Виктор взял ее за руку. Рука его была тепла и тверда.
Не бойся. Звони мне, если что. В любое время.
Хорошо, – кивнула Леночка. Она думала об андрогинах. О шарообразных двуполых пращурах из древнегреческих мифов. О них рассказывала мастер на тренинге по визуализации желаний. У андрогинов было четыре ноги, четыре уха и две спины. Боги разрубили их пополам. И теперь Леночке следовало отыскать свою половину.
В блокноте у Леночки записано, какую она желала бы у своей половинки прическу, какой рост и какой характер. На рабочем столе Леночкиного компьютера мерцал фотоколлаж: домик, два пронзенных сердечка и пачка долларов – отпущенные во Вселенную мечты. Виктор был хорош. Рука его все еще не отпускала Леночкину. Был ли он ее половинкой? Она вдруг потянулась к нему и мокро поцеловала в терпкие губы. Чайная ложка, скинутая ее локтем, звякнула и забарабанила о плиточный пол. Бариста лениво смотрел на них из-за стойки, поправляя волосатой рукой свою ароматную бороду. И уютно, мирно урчала большая кофемашина.