С неохотой оттого, что сейчас ему придется навсегда распрощаться с двумя такими привлекательными девушками, мальчик проводил их к выходу, находившемуся метрах в двадцати от того места, где они встретились.
В то мгновение, когда нога ее ступила на уличные камни, Мари торжественно пообещала себе навсегда покончить с мечтами о революции. Никогда больше она не назовет себя коммунисткой, не скажет, что борется за свободу эксплуатируемого класса.
Да, она была одета как хиппи – но только потому, что девушке приятно время от времени выглядеть модно. Да, она отдавала себе отчет в том, что ее отец обеспокоился и принялся почти судорожно выяснять, что представляет из себя движение хиппи. Да, они ехали в Непал, но вовсе не затем, чтобы медитировать по пещерам или молиться по храмам, она была намерена наладить связь с маоистами, готовящими восстание против устарелого, как они думали, тиранического режима и свергнуть короля, безразличного к страданиям народа.
Все контакты ей передал в университете один маоист, добровольный изгнанник, приехавший во Францию в надежде привлечь внимание к нескольким убитым партизанам.
Но теперь это все не имело никакого значения. Они с голландкой шли по самой обычной, ничем не примечательной улице, но Мари казалось, что все вокруг – и голые стены домов, и угрюмые прохожие с опущенными глазами – наполнено особым смыслом, далеко выходящим за пределы понимания.
– Ты видишь, видишь?
– Я ничего не вижу, кроме твоей сияющей улыбки. Этот наркотик не был придуман для того, чтобы привлекать к себе внимание.
Зато Мари кое-что видела. Например, она видела, что ее спутница встревожена. Ничего не было сказано, даже тон голоса у голландки не изменился, но от нее исходили «флюиды». Мари всегда ненавидела слово «флюиды» и вообще не верила в эту чушь, но теперь вдруг обнаружила, что все это – чистая правда.
– Почему мы ушли из того храма?
Карла недоуменно покосилась на нее.
– Нет, я знаю, что мы не были ни в каком храме, я имею в виду, что он так выглядел. Я знаю, как меня зовут, знаю, как зовут тебя, знаю город, по которому мы идем – Стамбул, – знаю, куда мы должны приехать, но все кажется таким…
Она поискала подходящие слова.
– Все кажется таким незнакомым, как если бы я вышла за дверь и оставила позади весь привычный мир, всю тревогу, всю подавленность, все сомнения. Жизнь кажется проще и в то же время насыщеннее и радостней. Я свободна.
Карла почувствовала, что ее стало понемногу отпускать.
– И я вижу цвета, каких никогда прежде не видела, небо кажется живым, облака рисуют по нему символы, которых я не понимаю – ПОКА не понимаю, – но я уверена, что они пишут мне послание, которым я буду руководствоваться отныне и впредь. Я созвучна самой себе и больше не смотрю на мир снаружи – я сама стала миром. Во мне вся мудрость тех, кто жил до меня и оставил свой след в моих генах. Я слилась со всеми своими мечтами.
Они прошли мимо кафе, неотличимого от сотен таких же кафе в этой части города. Мари продолжала бормотать «какое чудо!», но Карла велела ей замолчать, теперь им предстояло зайти в относительно запретную зону – в место, где собирались только мужчины.
– Они понимают, что мы туристки и ничего, я надеюсь, нам не сделают, может даже не выставят нас отсюда. Но, ради бога, держи себя в руках.
Произошло именно так, как она предсказала. Они вошли, под изумленными взглядами завсегдатаев выбрали себе столик в углу, через какое-то время мужчины поняли, что они иностранки и не знают местных обычаев, и вернулись к прерванным беседам. Карла спросила мятного чая послаще – согласно легендам, сахар ослаблял галлюцинации.
Но Мари продолжала бредить. Она любовалась цветными аурами завсегдатаев, говорила, что может управлять временем и несколько минут болтала с душой некоего христианина, погибшего когда-то в битве на том самом месте, где теперь находилось кафе. Христианин пребывал в раю и наслаждался вечным блаженством, но был доволен оттого, что сумел вступить в контакт с человеком на земле. Он собирался попросить передать от него несколько слов матери, но узнав от Мари, сколько сотен лет прошло с момента его гибели – передумал, поблагодарил и немедленно исчез.
Мари пила чай, будто впервые в жизни. Попыталась жестами и вздохами передать, как ей вкусно, но Карла опять велела взять себя в руки, и Мари снова ощутила идущие от ее спутницы «флюиды» и увидела несколько светящихся дыр в ее ауре. Означало ли это что-нибудь плохое? Нет. Дыры выглядели, как затягивающиеся на глазах старые раны. Мари попыталась успокоить Карлу – она вполне могла беседовать о чем-нибудь, не выходя из транса.
– Ты влюблена в бразильца?
Карла не ответила. Одна из светящихся дыр слегка уменьшилась, и Мари попыталась сменить тему.
– Кто изобрел эту штуку? Почему ее не раздают бесплатно всем, кто ищет единения с невидимым – это ведь полностью меняет взгляд на мир?
Карла сказала, что ЛСД изобрели совершенно случайно и в самом неожиданном месте – в Швейцарии.
– В Швейцарии? Известной исключительно благодаря банкам, часам, коровам и шоколаду?
– И лабораториям, – закончила Карла. – Вначале предполагалось что это должно лечить… уже не помню, какую болезнь. Но как-то, уже несколько лет спустя, его создатель – или, скажем, изобретатель, – решил попробовать, что это такое они продают за бешеные деньги фармацевтическим компаниям всего мира. Отмерил себе совсем крошечную порцию, принял… и поехал домой на велосипеде, – времена стояли военные, и даже в нейтральной Швейцарии со всеми ее шоколадами, часами и коровами бензин выдавали по талонам, – и тут обнаружил, что все вокруг преобразилось.
Состояние Мари менялось. Карла решила, что нужно продолжать поддерживать беседу.
– В общем, этот швейцарец, – ты можешь меня спросить, откуда я это знаю, но это никакая не тайна, недавно вышла большая статья в одном журнале, я регулярно читаю его в библиотеке, – этот ученый понял, что не может ехать дальше. Он попросил кого-то из ассистентов, чтобы его проводили домой, потом решил, что, наверное, лучше идти не домой, а в больницу, потому что у него, должно быть, инфаркт.
И тут он, по его собственным словам – я их в точности не помню, но было что-то вроде, что он начал видеть «такие цвета, которых никогда прежде не видел и формы, каких никогда прежде не встречал – и продолжал их видеть даже закрыв глаза. Словно в огромном калейдоскопе появлялись круги и спирали, били цветные фонтаны и текли реки радости». Ты меня слушаешь?
– Более или менее. Не уверена, что я за тобой успеваю, многовато информации для одного раза: Швейцария, велосипед, война, калейдоскоп… ты не могла бы рассказать попроще?
Красный свет, стоп. Карла спросила еще чаю.
– Сделай над собой усилие. Смотри на меня и слушай, что я рассказываю. Сосредоточься. Ощущение дурноты сейчас пройдет. Я должна признаться – я дала тебе всего половину своей прежней дозы.