Неподалеку остановилось такси. Я подтолкнул Готорна локтем: из машины вышла Грейс Ловелл в том же наряде, что и на похоронах, с сумочкой через плечо, но теперь в компании Эшли в розовом платьице. Остановившись, Грейс растерянно огляделась по сторонам. Завидев нас, она поспешила навстречу.
– Что случилось? Почему здесь полиция?
– Боюсь, вам туда нельзя, – сказал Готорн. – У меня плохие новости.
– Дэмиэн?..
– Его убили.
Мог бы и поаккуратнее – все-таки трехлетний ребенок рядом! А если она услышала и поняла?
Судя по всему, Грейс пришла в голову та же мысль: она притянула к себе девочку, обняв за плечи.
– Как это?..
– Кто-то напал на него после похорон.
– Он… мертв?
– Боюсь, что да.
– Нет, не может быть… – Грейс перевела взгляд с Готорна на дверь и обратно. – Вы уходите?
– В квартире остался инспектор Мидоуз – он ведет расследование. Мой вам совет – не ходите туда, зрелище не из приятных. Вы были у отца?
– Да, ездила забирать Эшли.
– Тогда поезжайте обратно. Мидоуз сам вас найдет.
– А можно? Они не подумают, что?..
– Нет, не подумают – вы же были с нами в пабе.
– Я не это имела в виду… – Грейс решительно кивнула. – Вы правы, я не могу идти туда с Эшли.
– Где папа? – впервые подала голос девочка, явно напуганная суетой вокруг.
– Папы здесь нет, – ответила Грейс. – Мы едем обратно к дедушке.
– Вас проводить? Хотите, я поеду с вами? – предложил я.
– Нет, спасибо, я справлюсь.
Я никак не мог разобраться в Грейс Ловелл. У меня вообще не складывается с актерами: никогда не знаешь наверняка, искренен человек или просто… играет. Вот и сейчас: Грейс выглядела расстроенной, в ее глазах стояли слезы… И все же я подозревал, что это лишь актерство, что она еще на подъезде репетировала свою роль.
Грейс села в такси с ребенком, захлопнула дверь и что-то сказала водителю. Мгновение спустя машина отъехала.
– Убитая горем вдова, – пробормотал Готорн.
– Думаешь?
– Тони, я видел больше горя на турецкой свадьбе. Если хочешь знать мое мнение, она многое от нас скрывает.
Такси миновало светофор и растворилось вдали. Готорн усмехнулся.
– Даже не спросила, как он умер.
14. Уиллсден-Грин
Это был полуособняк в стиле пятидесятых: первый этаж из красного кирпича, над ним оштукатуренный второй, островерхая крыша. Складывалось впечатление, будто здесь одновременно работали три разных архитектора, не представленные друг другу, однако вполне довольные результатом, поскольку они в точности воспроизвели его в соседнем полуособняке-близнеце с общей стеной и общим же дымовым стояком; между одним крыльцом и другим пролегла деревянная ограда. В каждом доме имелся эркер
[22] с видом на двор, вымощенный плиткой и отделенный от Снейд-роуд низким забором. Я прикинул: где-то примерно четыре спальни. Постер в окне рекламировал благотворительный забег в пользу хосписа. В открытой двери гаража боролись за место ярко-зеленый «Воксхолл Астра», велосипед и мотоцикл.
У входа, перед дверью под старину, с толстыми панелями из матового стекла, лежал дешевый коврик с надписью: «Не бойся собаки – бойся хозяина!» Готорн нажал на звонок, и мы услышали мелодию из саундтрека «Звездных войн», хотя «Похоронный марш» Шопена был бы более уместен, ведь здесь жил Роберт Корнуоллис.
Нам открыла дверь энергичная, чересчур веселая женщина; можно было подумать, что она целую неделю ждала нашего визита. «Ну наконец-то! – словно говорил ее взгляд. – Где ж вы пропадали?»
Ей было около сорока. Судя по всему, она беззаботно рухнула в средний возраст, приняв его без колебаний вместе с мешковатым свитером, плохо сидящими джинсами (с вышитым на колене цветочком), банальным перманентом и дешевой бижутерией. И, разумеется, лишний вес, куда же без него – такие порой называют себя «матронами». Под мышкой стопка белья, в другой руке телефон, но женщина вела себя так, будто их нет. Я представил, как она удерживает белье на бедре, зажимает плечом трубку и одновременно пытается открыть дверь.
– Мистер Готорн? – уточнила она, глядя на меня. У нее был приятный голос образованной женщины.
– Нет, это он.
– Меня зовут Барбара. Входите, пожалуйста. Не обращайте внимания на бардак: уже шесть часов, мы укладываем детей спать. Роберт в другой комнате. Вы и сами знаете, какой выдался денек! Айрин нам все рассказала. Ужас! Вы из полиции?
– Да, помогаю в расследовании.
– Сюда, пожалуйста. Осторожнее, ролики! Ведь просила детей не бросать их в прихожей! Однажды кто-нибудь сломает себе шею!
Она глянула вниз, наконец заметив белье под мышкой.
– Ох, простите! Я как раз загружала стиралку, когда вы позвонили! Боже, ну и видок у меня!
Мы перешагнули через ролики и вошли в прихожую, заваленную куртками, резиновыми сапогами и ботинками разного размера. На стуле валялся мотоциклетный шлем. По дому гоняли дети – мы услышали их визг раньше, чем увидели. Мгновение спустя два светловолосых мальчика лет пяти и семи промчались мимо, не прекращая визжать.
– Это Себастьян и Тоби, – представила детей Барбара. – Сейчас они пойдут мыться, и станет немного тише. У вас есть дети? Ей-богу, иногда тут просто поле битвы.
И правда, дети захватили весь дом. На батареях – детские одежки, повсюду разбросаны мягкие игрушки, футбольные мячи, пластиковые мечи, старые теннисные ракетки, игральные карты, детальки «Лего»… Трудно было ориентироваться в этом хаосе, однако гостиная все же создавала впечатление уютного, немного старомодного дома: высушенные цветы на каминной полке, наверняка расстроенное пианино, покрывала на диванах, круглые абажуры, которые никогда не выходят из моды. Абстрактные картины на стене, скорее всего, куплены в ближайшем супермаркете.
– Вы работаете вместе с мужем, миссис Корнуоллис? – спросил Готорн по пути на кухню.
– Боже упаси! И называйте меня Барбарой. – Женщина бросила стопку белья на стул. – Нам и так друг друга хватает. Я – фармацевт на полставки, местный филиал «Бутс»
[23]. Не то чтобы я в восторге, но надо же платить по счетам… Осторожнее, еще одни ролики! Сюда, пожалуйста…
Кухня ярких цветов была загромождена мебелью; помимо стандартной барной стойки, в углу расположился большой белый стол в деревенском стиле. Из раковины выглядывала гора грязной посуды рядом с чистыми тарелками. Интересно, как Барбара разберется, где какие? Застекленная дверь выходила в сад, представляющий собой прямоугольную площадку с чахлыми кустиками по краю. Даже здесь царили дети: большую часть лужайки занимали – и портили – трамплин и игровой комплекс.