– Сколько ты собираешься попросить у нашего заказчика?
– Для начала сто тысяч. Дальше видно будет.
– Ладно, уговорил. Идея, при всей ее гнусности, в общем не
так и плоха. Как ты верно заметил, кто же откажется от живых денег? Но только
не пятнадцать, а двадцать пять;
– Двадцать.
– . Не мелочись. Жадным везет меньше.
– Двадцать пять, или выходи на заказчика сам.
– Черт с вами, договорились. Почему вы улыбаетесь? Я
– Так. Настроение хорошее с утра. Солнышко светит, небо
голубое.
– Разве? По-моему, сегодня пасмурно и сыплет противный
мокрый снег.
– Это здесь, в Монреале. А в Москве ясно, солнечно, легкий
морозец. Я мысленно уже дома.
Они расплатились и вышли из кафе. Павел Владимирович нырнул
в антикварную лавку, которая находилась тут же, за соседней дверью. Разглядывая
столовое серебро позапрошлого века, он то и дело косился на огромное наклонное
зеркало. Оно было расположено таким образом, что отражало всю площадь перед
гостиницей. Павел Владимирович дождался, пока высокая широкоплечая фигура
пересечет площадь, исчезнет за гостиничными дверьми, и только потом выскочил из
антикварной лавки, свернул за угол, добежал до маленькой платной стоянки, где
оставил машину.
Руки его дрожали, он никак не мог попасть ключом в замочную
скважину. Белый «форд», взятый напрокат в день приезда, отчаянно засигналил. У
Павла Владимировича заныло сердце.
«Не хватало мне сейчас сердечного приступа», – подумал он
под визг сирены.
В кармане нашлась упаковка нитроглицерина, он сунул
приторный шарик под язык, отключил сигнализацию, рухнул на мягкое бархатное
сиденье, зажмурившись, досчитал до пятидесяти и позвонил брату в Москву.
Глава восемнадцатая
Телефон зазвонил, когда Дмитрий Владимирович плескался в
своем ледяном бассейне. Он подплыл к бортику и попросил, весело отфыркиваясь:
– Подай-ка мне трубочку.
На улице было минус десять. Варя куталась в шубку, сидя на
лавочке, а розовый бодрый Мальцев, высунувшись по пояс из ледяного бассейна,
беседовал с братом, Павлом Владимировичем, который находился в Монреале и,
возможно, тоже сейчас торчал по пояс из ледяного бассейна. Они были очень
похожи и жить друг без друга не могли. Правда, профессионально их ничего не
связывало. Дмитрий Владимирович занимался финансами и политикой, а Павел
Владимирович минералогией и ювелирным искусством. Он был одним из лучших
специалистов по Фаберже, экспертом по ювелирному антиквариату.
– Что? Слушай, Пашу ля, может он пошутил? Может, это у него
такой своеобразный юмор? Так я не понял, кассета уже есть или он только
планирует? Да, ну ты, братец, даешь, нашел помощничка! Ладно, прости, не буду.
Я понимаю. Как сейчас себя чувствуешь? Прежде всего, успокойся. Ни в коем случае,
Паша! Ты понял меня? Не вздумай идти в гостиницу! Он тебя просечет моментально.
В котором часу у тебя самолет?.. Так, еще раз скажи номер рейса… Ну вот и
хорошо, езжай в свой отель, отдохни, постарайся просто отключиться. Я пришлю за
тобой машину в Шереметьево, тебя привезут ко мне, и мы спокойно все обсудим.
Да, я понял… Как там погода в Монреале?.. А у нас солнышко, легкий морозец. Ну
все, Пашуля, держись, братик. Будь здоров.
Дмитрий Владимирович отдал Варе телефон и легко, пружинисто
выпрыгнул из бассейна. Варе в лицо полетел фонтан ледяных брызг. Судя по всему,
с утра у Мальцева было замечательное настроение, и, хотя только что по телефону
любимый брат Паша сообщил ему о каких-то проблемах, оно ничуть не испортилось.
Он чувствовал себя здоровым, бодрым, полным сил.
– Тебе привет от Павла. Слушай, киска моя, ты такая
спортивная девочка и не умеешь плавать. Пора научиться. Подай-ка мне полотенце.
Спасибо. – Дмитрий Владимирович энергично растер спину, сделал несколько
приседаний и наклонов. – И почему ты совсем перестала бегать по утрам, а,
лентяйка маленькая? – Он обнял Варю и поцеловал ее холодную щеку. – Вот, потому
и мерзнешь, что мало двигаешься. Ладно, пойдем завтракать.
За столом Дмитрий Владимирович погрузился в чтение свежих
газет, глаза его быстро пробегали по строкам, которые заботливо выделил для
него желтый маркер пресс-секретаря. Варя прихлебывала апельсиновый сок и
смотрела в окно. Наверное, завтра придется встать в семь утра, вместе с ним,
надеть кроссовки и пробежать пять километров. Ужасно не хочется, но придется.
Если бы его жена не ленилась и бегала бы каждое утро вместе с ним, то вряд ли
он бы с ней разошелся. Все очень просто. Он бегал один и встретил Варю. Он до
сих пор уверен, что это произошло совершенно случайно.
– Какие у тебя на сегодня планы? – спросил он, не отрывая
глаз от газеты.
– К двум мне надо в университет, потом хочу к маме заехать,
– Как она себя чувствует?
– Нормально.
– А как у тебя дела в университете?
– Все в порядке.
– Ладно. Мне пора, – Дмитрий Владимирович отложил газету,
встал, одним глотком долил свой зеленый чай, – пойдем, проводишь меня.
Когда за его бронированным джипом закрылись железные ворота,
Варя вздохнула с облегчением, вернулась в дом, закурила и уселась с ногами в
кресло. Если бы можно было вот так сидеть целыми днями, никуда не вылезать из
теплой красивой гостиной, никого не видеть и не слышать.
В последнее время на нее все чаще наваливалось странное
оцепенение, не хотелось двигаться и разговаривать, глаза застывали в одной
точке, она могла бы часами сидеть, замерев, как кукла. Только так она
чувствовала себя в полной безопасности, только так не могла выдать себя жестом,
словом, мимикой.
Один раз Мальцев застал ее врасплох, заметил выражение
ужаса, с которым она глядела в ледяную глубину бассейна. Это так напугало его,
что он спросил, здорова ли она.
– Со мной все нормально. Я совершенно здорова, – ответила
она и заставила себя улыбнуться, – просто недавно смотрела ужастик, там из
бассейна вылезают мертвецы.
– Не надо смотреть глупости. Ты уже большая девочка.
* * *
На самом деле фильмы ужасов ее успокаивали. Ей удавалось с
их помощью обмануть себя, уговорить, что все пережитое четыре года назад было
таким же фильмом, кто-то написал сценарий, актеры выучили роли,
загримировались, помощник режиссера щелкнул хлопушкой, и на пленке
запечатлелись события, от которых кровь стынет в жилах. В действительности
ничего этого не происходило.
Кто-то снял такое кино, она сто раз прокрутила его на
видике, потому так отчетливо все запомнила. Кто-то снял кино, она сыграла там
главную роль. Ну правильно, она всегда мечтала стать киноактрисой. Особенно
тогда, в семнадцать лет.