Эфирное время - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 42

– Это вы к чему? – не понял Косицкий.

– Это я к тому, что надо как следует просмотреть и прослушать пленки, оставшиеся в доме Бутейко. У него богатейший видео – и аудиоархив. Дело в том, что о взаимной многолетней ненависти Бутейко и Беляевой говорит все Останкино.

Лиза родилась в 1959 году. Родители ее училась на втором курсе Геологоразведочного института. Им обоим было по восемнадцать лет. Оба превыше всего на свете ценили свою модную в те годы профессию, а вернее, ее внешнюю киношно-романтическую атрибутику. Рюкзак за плечами, гитара, общий вагон поезда дальнего следования, песни Городницкого и Визбора – вот это было жизнью, а все прочее презрительно именовалось «тупым мещанским существованием».

Мама впадала в депрессию, стоило ей взглянуть на корыто с пеленками, папу трясло от чинных прогулок по парку с колясочкой. Они жестоко ссорились, и, вероятно, молодая здоровая семья распалась бы за первые два месяца жизни маленькой Лизы, но на помощь пришла бабушка Надежда, мамина мама, которой тогда было всего лишь сорок лет. Совместными я усилиями кое-как дотянули до полугодовалого возраста и отдали ребенка в ясли. Надежда Сергеевна отпустила романтиков-родителей на все четыре стороны. До семи лет Лиза жила со своей молодой энергичной бабушкой, кандидатом химических наук, преподавателем Университета.

Бабушка овдовела за год до рождения Лизы. Муж ее, физик-атомщик, руководитель крупной засекреченной лаборатории, получил большую дозу радиации при испытании установки в Институте атомной энергии и умер от рака щитовидной железы. Дедушкина фотография висела у бабушки над тахтой. Лиза иногда залезала в ящик письменного стола, открывала бархатный черный футляр с дедушкиными орденами и медалями и играла в пиратов, которые прячут сокровища на острове. Она знала, что ей за это попадет, и всегда успевала вовремя все убрать, запереть ящик, спрятать ключ в одну из старинных фарфоровых вазочек на серванте. Бабушка так ни разу ничего и не заметила, она вообще мало что замечала вокруг, писала научные статьи, работала с десятком аспирантов, неслась по жизни со спринтерской скоростью и волочила с собой за руку сонную маленькую Лизу с двумя косичками, которые всегда расплетались по дороге в детский сад.

– В следующий раз ты будешь сама причесываться, – говорила бабушка, на бегу завязывая капроновые ленты бантиками, – и вообще, человек все в этой жизни обязан делать самостоятельно.

В четыре года Лиза умела застилать свою постель, одевалась и раздевалась без посторонней помощи, причем всегда знала, где лежат ее маечки, носочки, носовые платочки и не изводила бабушку вопросами. Без всяких напоминаний чистила гуталином свои ботинки и зубным порошком белые матерчатые туфельки.

Летом Лизу иногда забирала на дачу сестра покойного дедушки тетя Клава. Лиза любила старый двухэтажный деревянный дом с большой застекленной верандой. Участок в десять соток казался ей Целым миром, там шуршали крылья бабочек, звенели крошечные комариные скрипки, стрекотали кузнечики, в малиннике у забора злая крапива охраняла дымчато-рубиновые нежные ягоды. В конце июля над плотной темной зеленью кустарника кружил сизый одуванчиковый снег.

Лиза знала, что до революции на этом месте находилось дворянское имение Батурино. Там, где участок сливался с дубовой рощей, у болотца, сохранился круглый каменный остов беседки.

Бабушка Надежда приезжала на дачу редко, родители еще реже. С мая по сентябрь там обитали тетя Клава, ее сын Валерий и невестка Зоя. Своих детей у них не было, с маленькой Лизой они никак не могли найти общего языка, то умильно сюсюкали, то раздражались из-за ерунды, принимались усиленно воспитывать. Впрочем, большую часть дня Лиза была предоставлена самой себе. Иногда ее самостоятельность вызывала у родственников целую бурю эмоций. Пятилетняя девочка бралась мыть посуду, делала это вполне грамотно в неудобных дачных условиях, наливала в тазик горячую воду, сыпала сухую горчицу, потом споласкивала тарелки под рукомойником.

– Что ты делаешь?! Ошпаришься, все перебьешь! – восклицала тетя Клава.

– Не беспокойтесь, я умею, – отвечала Лиза и вежливо улыбалась тете Клаве. Этой взрослой улыбке она научилась у бабушки, долго, старательно скалила зубы перед зеркалом, пока не получилось похоже.

– Ну что ты гримасничаешь? Я хочу тебе помочь, а ты скалишься, как собачонка. Странный ребенок.

В определение «странный ребенок» дачные родственники вкладывали всю силу своей нелюбви к Надежде Сергеевне и Лизиным родителям. Бабушку они считали надменной эгоисткой, маму и папу называли не иначе как «эти».

Лиза чувствовала, что у взрослых какие-то сложные, злые отношения, но она так любила деревянный дом, сад, дубовую рощу за садом, серебристое лягушачье болотце в глубине участка, что старалась не замечать семейных конфликтов и упрямо просилась на дачу. А что там они говорят про бабушку – не важно. Она все равно самая красивая, самая умная в мире.

Легкая, стремительная, с гладкими блестящими волосами цвета лимонной карамели, в светлых узких платьях, в туфельках на острых «шпильках», в волшебной дымке дорогих духов, бабушка приводила ее в детский сад раньше всех, иногда даже раньше, чем приходили на работу воспитательницы, а забирала позже всех.

– Ты разумный человек, ты понимаешь, что я задержалась на работе, – говорила бабушка.

Родителей Лиза видела редко и не воспринимала всерьез. В бабушкиной чистой элегантной комнате появлялись шумные некрасиво одетые существа, от них пахло дымом, лица их были темны от ветра и солнца. У папы лохматая светлая брода не – приятно шевелилась, когда он разговаривал или жевал. Однажды на кухне, рассказывая об очередных таежных приключениях, мама вытащила из кармана штормовки огромный складной нож, вскрыла банку тушенки, отломила горбушку от белого батона и стала есть прямо из банки, подхватывая ножом большие куски мяса.

– Оленька, ты уже вышла из тайги, – тихо произнесла бабушка, и Лиза на всю жизнь запомнила, какое у нее было при этом лицо.

В Москве родители не задерживались надолго, а если такое случалось, то двухкомнатная маленькая квартира в Новых Черемушках за неделю превращалась в филиал геологической экспедиции. Посреди комнаты раскладывалась палатка, мама, сидя на полу, латала ее суровыми нитками. В соседней комнате папа чинил байдарку. Приходили бородатые юноши в грубых свитерах, спортивно-туристического вида девушки курили на балконе. Все время кто-то играл на гитаре и пел песни про тайгу. Не хватало только костерка на кухне. Маленькая Лиза просилась назад, к бабушке.

Родители плохо чувствовали себя в городе. Они легко справлялись с бытовыми проблемами в полевых условиях. Там, в степях Казахстана, на Камчатке и Куриалах, в восточносибирской тайге они умели разжигать костры одной спичкой, раскладывать палатку под проливным дождем за десять минут, строить непромокаемые шалаши из ельника, скручивать котелки из бересты и кипятить в них воду, жечь чагу, спасаясь от комаров и гнуса.