Эфирное время - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 108

– Извини, дружок, других нет.

– Если он такая известная личность, должны быть снимки в журналах, в газетах. Неужели нельзя было достать нормальные? Делаете такой серьезный заказ, а толком подготовиться не можете. Да за такую работу и пятнадцать маловато. Двадцать!

Петр Петрович только поморщился в ответ, презрительно покачал головой. Цифра двадцать повисла в воздухе. Сибиряк давал понять, что больше никакого разговора о деньгах не будет.

– Информации вполне достаточно. А что касается газет и журналов – Мальцев не дает интервью, от журналистов прячется. Он теневая фигура, если ты, конечно, понимаешь, что это такое.

– Я-то понимаю, – обиделся Вова, – не вчера родился, но только как же он прячется от журналистов, если вот с Елизаветой Беляевой беседует?

– Это было один раз. Только к ней он согласился прийти. Больше ни к кому.

* * *

В спальне горел ночник. Михаил Генрихович лежал, закрыв глаза, с книгой на животе. Лиза вошла на цыпочках.

– Я не сплю, – прошептал он, – какая-то ужасная ночь. Во дворе подростки орут, мусорная машина грохочет, за стеной скандалят соседи, и все время кто-то звонит и молчит, каждые полчаса. Чаю хочешь?

– Хочу.

Он встал, накинул халат, сладко зевнул. Прикрыв рот ладонью.

– У Надюши кулинарный азарт. Испекла кекс с корицей. Между прочим, получилось неплохо. Мы там оставили тебе кусочек, правда маленький, потому что действительно очень вкусно.

– Миша, ты знаешь, что сегодня спас мне жизнь? – спросила она, ставя чашки на стол.

– Что, начальство резало горло?

– Нет, в самом прямом смысле. Я ехала с погашенными фарами, а поперек улицы стоял рефрижератор без аварийных огней. Когда ты позвонил, до него оставалось не более десяти метров. А скорость у меня была семьдесят.

– С ума сошла? – Он вытянул из пачки сигарету, хотя почти не курил в последнее время. – Нет, ты серьезно?

– Совершенно серьезно. Если бы ты не позвонил, меня бы не было. Я потом долго приходила в себя, сидела в машине, боялась ехать. Потому и вернулась так поздно.

«В последний раз вру. Все. В последний раз…»

Прежде чем закурить, он встал, достал из морозилки заледеневшую бутылку водки, плеснул себе грамм двадцать, залпом выпил, кинул в рот соленый крекер, сел и закурил.

– Где это произошло?

– На выезде с Шереметьевской улицы. Там вообще нехороший перекресток.

Вскипел чайник, Лиза бросила пакетики в чашки, залила кипятком.

– Ну, где же Надюшин кекс? Есть хочу ужасно.

Кекс действительно был вкусным.

– О чем же ты так глубоко задумалась, Лиза, что не включила фары? Что, переживала из-за гибели Бутейко? Из-за этого ты не глядела на дорогу? Кстати, вечером звонил следователь, хотел с тобой пообщаться. Я дал ему номер твоего сотового, но он просил, чтобы ты позвонила ему сама завтра утром. Вот, я записал. Бородин Илья Никитич. Он хотел поговорить с тобой именно о Бутейко. Голос вполне интеллигентный.

– Да? Я обязательно позвоню. Там ведь так и не нашли убийцу, хотя подробностей я не знаю.

– Лизанька, ты мне не нравишься, – покачал головой Михаил Генрихович, – ты какая-то сегодня странная. А главное, я теперь буду каждый раз вздрагивать ночью, дергать тебя звонками. Вдруг ты опять забудешь включить фары и задумаешься за рулем? Ты уж, будь добра, объясни, что случилось? Почему ты так неосторожно ехала?

Она хлебнула чаю, закурила и, кашлянув, произнесла:

– Миша, у меня действительно большие неприятности. Меня шантажируют.

Она рассказала ему подробно все, что произошло в Канаде. Он слушал молча, низко опустив голову. Она не видела его лица, и ей было страшно.

– Кассета у меня в сумке. Я еще ее не видела. Возможно, я поступаю не правильно и мне следовало бы избавить тебя от этого зрелища. Но я боюсь ошибиться. Я ничего не помню. Возможно, там заснята другая женщина. Ведь я не разглядывала фотографии. Я их порвала.

– Как к тебе попала кассета? – спросил он после долгой паузы, все еще не поднимая глаз.

– Красавченко дал мне ее в аэропорту, во Франкфурте.

– Ну что ж, давай смотреть кино. Благо, дети спят.

После нескольких первых кадров она решилась взглянуть на мужа. Лицо Михаила Генриховича, подсвеченное мерцающим экранным светом, показалось ей страшно бледным, но спокойным.

– Беда в том, что ты слишком стереотипна, Лиза, – произнес он, не отрывая глаз от экрана, – здесь нет ни одного крупного плана. Общий облик, конечно, твой.

– Так это я или не я? – Лиза невольно усмехнулась, потому что вопрос получился совершенно идиотский. И вдруг вскочила с дивана, нажала паузу на пульте. Изображение застыло. – В моем гостиничном номере у кровати была совсем другая спинка. Высокая, круглая, из темного дерева. И постельное белье другое. Но главное, если снимать из этой точки, в кадр обязательно должно было попасть окно, а за окном башни собора Святой Екатерины. Здесь все затемнено. Смазано. Можно не разглядеть спинку кровати. Поменять белье, но окно и вид из окна никуда не денешь. А то, что я не выходила из номера, – это совершенно точно. Я не дюймовочка, чтобы он мог незаметно вынести меня, а потом отнести назад. На каждом этаже дежурные, внизу охрана.

– Окно можно закрыть, опустить жалюзи, задернуть шторы.

– Но здесь вообще его нет. Голая белая стена. Да, в гостинице были такие же стены…

– Дело не в этом, – покачал головой Михаил Генрихович, взял у нее пульт и выключил магнитофон. – У дамочки на пленке свежий маникюр, ярко-красные ногти на ногах и на руках. У тебя аллергия на ацетон. Ты никогда не красила ногти. Никогда в жизни.

От пылающего дома во все стороны летели искры и крупные головешки. Константин Васильевич перенес дочь в беседку, под крышу, оставил с ней Семена, а сам отправился за помощью. Пламя могло перекинуться на соседние постройки. Соня открыла глаза и сначала увидела горящий дом, потом красное обожженное лицо Семена.

Уже рассвело, в деревне отчаянно лаяли и выли собаки.

– Ох, не предупредил я Константина Васильевича, чтобы он для тебя обувку прихватил, – покачал головой Семен, глядя на ее босые ноги.

– Какую обувку? О чем ты?